"Эдуард Лимонов. On the wild side" - читать интересную книгу автора

гордились.
Он брал за свои картины очень дорого, и литографии его продавались на
аукционах вместе с литографиями Шагала, Сальвадора Дали и Элеонор Фини. Но
за десять лет художественной деятельности на территории Франции Алекс
запрудил это небольшое государство своими картинами и литографиями. Ему
стало тесно на французской территории, и он, после нескольких
предварительных визитов в Америку, наконец, дополнительно подгоняемый
висевшими у него на хвосте французскими такс-чиновниками, загрузил в
самолеты свою бронзу, рабочие столы, свои любимые брик-а-бра, деревянную
индийскую лошадь восемнадцатого века, размером с нормальную пони, и рванул
в Нью-Йорк. Один воздушный перевоз его пожитков обошелся ему в десятки
тысяч долларов...
Я не видел его два года. Моя подруга Леля - маленькая блондинка тридцати
ker, одиноко живущая без мужа в Ист-Вилледж, по секрету сказала мне, что
единожды Алекс занимал у нее деньги на еду. У него не было денег, и он
расшивался. То, что он расшивался, было самое страшное.
Сколько я его знаю, Алекс был зашит. То есть под кожу на животе ему была
вшита ампула, его десять или более лет лечили от запоев. Он мог не пить
год, зато потом вдруг напивался до бессознания. Однажды, утверждает молва,
пьяный, он бросился на свою галерейщицу с ножом. Он бил, и его били.
Пьяный, он душил, колол, рубил, по примеру своего папочки - полковника
кавалерии, и при этом всегда выходил сухим из воды - ни разу не сидел в
тюрьме и остался жив даже при последнем своем подвиге - в столкновении с
"Ангелами Ада". Переметав в них содержимое целого бара, бутылка за
бутылкой, он все же под прикрытием того же казака вскочил в такси и
умчался...
В Нью-Йорке в этот раз я не мог найти себе места. Скорее всего я отвык в
Европе от города мазохистов, от его буйных обитателей и теперь никак не мог
попасть со всеми в ногу.
Некоторое время поебавшись с Лелей, я всегда с ней ебался, когда приезжал
в Нью-Йорк, я занятие это прекратил за полной ненадобностью, поскольку мы
уже ебались даже не дружески, но как брат и сестра. Образовавшаяся за
несколько лет родственность превратила наш секс (во всяком случае мой) в
шутку. В шутливую возню. Помыкавшись по Нью-Йорку, пожив в отеле, после
того как сбежал от Лели (она любезно оставляла меня жить в ее
апартменте...), я снял комнату у поэтессы Джоан Липшиц на Верхнем Вест-
Сайде и засел за работу над новой книгой, сорок страниц которой я привез с
собой из Парижа. Каждый вечер я выходил на Бродвей, оставляя за собой от
четырех до десяти страниц нового романа. Но увы, мне еще предстояло убивать
вечера.
Леля, которой нечего было делать после работы официанткой в ресторане,
хотела со мной общаться, и ее подруга Элиз, она же - Лиза, тоже хотела со
мной общаться. Я спал с ними двумя, с Лелей и Элиз, или, если хотите, "они
спали со мной обе", и почему же нам было и не пообщаться? В этот приезд,
кроме Лели, я уже успел попасть в одну постель и с Элиз... Обстоятельства
жизни Элиз, темной брюнетки моего роста, непрерывно менялись. В описываемый
период она была рыжая, работала в галерее и жила в квартире румына,
который, как она утверждала, ее не ебал и находился в Гималаях, разыскивая
там места для съемок будущего фильма о... снежном человеке йети.
Одну минутку, читатель, сейчас я соединю Лелю, Элиз и себя с Диким