"Эдуард Лимонов. Юбилей дяди Изи" - читать интересную книгу автора

самолично остановиться за моим стулом. Я встал. Мама успела научить меня
вежливости. А если бы и не успела, когда такой вот тип стоит за вами, в
рубашке поло, рука с перстнями на вашем плече, вы вскочите сами, хотя никто
вас этому не учил. "Я одну книжку твою прочел, - сказал он. - Об
одиночестве ты хорошо написал... Чего смотришь так? Не веришь? Я всегда
книжки любил читать, и в Союзе читал". Я подумал, что очень может быть. Ведь
для того чтобы читать книжки, нужно всего лишь знать тридцать три буквы
алфавита. И вообще, зачем ему врать, он что, от меня зависит? Нет. Никак.
Однако его отношение к писателю - анахроническое, советское. И всегда
будет таким, ибо он вырос в обществе, где писатель стоит на шкале ценностей
куда выше начальника стройтреста. В Лос-Анджелесе - куда ниже. "Спасибо, -
пробормотал я, - мне очень приятно. Тем более от такого неожиданного
читателя, как вы".
Он улыбнулся всем большим лицом. "А ты что думал, констракшэн-босс только
с бетоном умеет да с железом... Мы и к благородному материалу иной раз
обращаемся... Давай выпьем за тебя. Ты что пьешь?"
На нас, заметил я, смотрел весь зал. На него, разумеется. Лица творческих
интеллигентов за нашим столом подобрели. Очень.
"Все пью".
"А я коньяк. У меня, понимаешь, давление, так я коньяк пью".
Незамедлительно, безо всякого со стороны дяди Изи требования, усатый уже
разливал в наши рюмки из граненого широкими плоскостями графина пахучую
жидкость. "Давай за твои литературные успехи!" Мы стоя выпили. Часть гостей
зааплодировала. Он похлопал меня по плечу: "Гуляй, веселись... Если чего
надо, не стесняйся. Только шепни, всегда помогу". - И Аристотелем
Онассисом, сунув руку в карман, в другой - недопитая рюмка, отошел, чтобы
поцеловать только что явившуюся пышную блондинку в желтом платье.
"Ну теперь ты - персона грата, - объявил, возникнув, Виктор. Физиономия
его сияла. - Обрати внимание, что все жополизы на тебя теперь по-другому
смотрят. На тебе печать только что поставили: "Одобрен дядей Изей". А это
кое-что в нашем городе. Опять советую тебе застрять у нас здесь. Подумай.
Множество благ поимеешь".
Мы спустились на террасу.
Над бассейном горели праздничные гирлянды иллюминаций. В надувную шлюпку
пытались попасть, прыгая с края бассейна, одетые и неодетые, но в купальных
костюмах, мужчины и женщины. Из баров и в бары курсировали потоки гостей,
несмотря на постоянное присутствие на террасе достаточного количества
официантов с подносами, полными алкоголя. Визг, смех, сигаретный дым, вопли
падающих в бассейн, брызги...
Я стоял за пальмой, спиной к зарешеченной до уровня моих лопаток бездне,
в руке бокал. Я боролся с собственным алкоголизмом. Я дал себе слово
растянуть мое виски с водой хотя бы еще на полчаса. Я поглядывал на часы.
Борясь с алкоголизмом, я наблюдал, как в нескольких шагах от меня в
шезлонге Виктор тискает белые груди пьяной чужой жены. Безнаказанно, ибо
пьяный муж остался спать в баре.
"Здорово, Лимонов!" - Неизвестный мне очень молодой человек появился
передо мной. В розовой тишотке с зелеными рукавами, с надписью "Соц-Арт" на
груди. В тугих, обливающих тощий зад и ноги, полосатых штанах до колен.
"Здорово", - ответил я вовсе не знакомому молодому человеку. "Ты меня не
узнал, конечно, - понял юноша. - Я был у тебя в Москве с отцом. Я,