"Андрэ Лихтенбергер. Центавры " - читать интересную книгу автора

может сравниться с тем безумием, которое овладевает им под влиянием времени
и сока ягод. Они опьяняют их и возбуждают их умы.
Осенью, когда в послеполуденное время фавны насыщаются виноградом,
страсти зажигают их кровь. С сладострастной икотой они гоняются друг за
другом и потом самцы и самки в бешенных объятиях валяются в чаще. Центавры
презрительно отворачивают свои головы, чтобы не видеть их грязных дебошей. В
это время Пирипа ничто не может обуздать. Тогда бывает отвратительно
смотреть, в какие чудовищные связи он вступает, но центавры никогда не
останавливаются на подобных мыслях - они недостойны животных-царей.
Когда сознание возвращается к нему, Пирип первый оплакивает свое
безумие. Он стонет, вспоминая о своих заблуждениях и обвиняя считает себя
опозоренным; он охотно наказал бы себя сам, если бы только умел; его
изменившееся лицо вымаливает прощение за свои ошибки, и нрав снова делается
добрым и мягким; он маленький добрый братец и его отрывистый смех оживляет
леса.
Зная его сердечную доброту, центаврихи с сожалением смотрят на него,
когда он дрожит при виде Кадильды. В порыве безумного желания, он способен
забыть всякую осторожность и может броситься на ту, за которой он
наблюдает.
Гнев центавров не пощадил бы его.
Из сочувствия Сихадда громко позвала его:
- Пирип, Пирип, Пирип!
При последнем возгласе, более громком, Пирип вздрогнул.
Точно пробуждаясь от глубокого сна, он замечает старух, которые лежат,
опираясь на локоть, и смотрят на него. Он трет свой лоб, обтирает руки об
волосатые ляжки и спрашивает:
- Привет вам, госпожи, что угодно?
- Братец, прогони скверные мысли. Чем смотреть на белую центавриху,
взгляни лучше на Клеворака, - сказала ему ласково Сихадда.
С нерешительным взглядом он меряет советницу, потом его взоры ищут
Клеворака. Неподвижный на своих четырех ногах с твердыми копытами, вождь
стоит с высоко поднятой головой и, казалось, изучает таинственную силу ветра
по бегущим облакам. В своей руке он небрежно вертит дубинку, которой
свободно можно было бы убить быка.
В таком виде он кажется олицетворением силы.
Лоб Пирипа хмурится, углы его губ опускаются, улыбка исчезает с его
лица, и глубокий вздох поднимает грудь. Обе старухи разражаются неистовым
хохотом.
Сконфуженный тем, что его разгадали, фавн садится на корточки и скребет
руками землю, в смущении шепча:
- Твои слова действуют как освежающие струи потока. Благодарю.
Стряхнув с себя листья, ветки и ядрышки, он подымается на свои
раздвоенные ноги. Сначала он шатается и постоянно спотыкается, но вот
два-три шага, и он исчезает подпрыгивая. Хурико кричит ему вслед:
- Иди к своей Ситте. Возле нее ты позабудешь белую центравриху.
От нее Пирип имеет восемь больших ребят. Но он уже не слышит старух.
В нескольких шагах от него в траве поднимается целый букет ирисов.
Яркий солнечный луч, проникая сквозь листву, освещает бархатные лепестки.
Волшебные венчики отливают фиолетовыми огнями.
Пораженый Пирип подходит к цветку, становится рядом с ним на колени, и