"Альберт Лиханов. Собрание сочинений в 4-х томах Том 2" - читать интересную книгу автора

них валенки. Когда он отнимал книжки или тетрадки, ребята не уходили. Они
стояли в отдалении и ждали, когда Николай Третий бросит, тетрадки, а потом
бежали подбирать их.
Савватей делал все это молча, нагло, становясь поперек узкой дорожки
между двух сугробов. Он отбирал не у всех: куда ему было столько хлеба -
лопнешь, не съешь! Он отбирал на выбор, кто ему не понравится, а может,
наоборот, понравится. Тем, у кого он отнимал что-нибудь, Савватей шептал:
- Молчи, стер-рва!
Это "стер-рва", это протяжное "р-р" действовало на всех без исключения.
Все молчали. Все боялись кары ужасного Савватея, Николая Третьего.
Когда Михаська увидел Савватея, шагнувшего навстречу, сердце у него
вдруг громко застучало, предчувствуя беду. Они встречались и раньше, но чаще
всего Савватей пропускал почему-то Михаську, и он, загребая валенками снег в
глубоком сугробе, обходил его. Таков был шакалий закон - обойти его по
сугробу. Один раз Николай Третий отобрал у Михаськи кусок хлеба, и Михаська
не очень-то расстроился, потому что так случалось со всеми.
Но сейчас, когда Савватей шагнул к нему, Михаська сразу вспомнил альбом
и понял, что произойдет ужасное.
- Открой, - хриплым голосом сказал ему Шакал и кивнул на портфель.
Одеревенелыми руками Михаська снял варежки, сунул их в карман и щелкнул
портфельным замком. Михаська с тайной надеждой подумал, что, может быть, в
темноте Шакал не заметит альбома, но Савватей заметил, открыл его и сказал:
- Ого!..
Михаська услышал за спиной скрип валенок и быстро обернулся, надеясь на
помощь. Но сзади стояла маленькая Лиза, внучка Ивановны. Нет, Лиза ничем не
могла помочь. Она уже раскрыла свою сумку, чтобы Савватей ее осмотрел, но
Савватей мог и не смотреть, потому что ничего у нее в сумке не было - это
Михаська знал точно.
Шакал небрежно листал альбомчик, и Михаська вдруг с отчаянием понял,
что Савватей, эта грязная скотина, не отдаст ему марки.
- Отдай, - сказал Михаська. - Это отца. На вот хлеб...
- "Отца"! - хохотнул Савватей, как-то деловито размахнулся и ударил
Михаську в нос.
На улице стало совсем светло, как после четвертого урока, потом
стемнело снова. Михаська почувствовал, как что-то теплое ползет у него по
губе.
- На вот тебе отца! - сказал Николай Третий.
Михаська упал на одно колено, видно оступившись, тут же вскочил и по
сугробу рванулся в сторону. Снег был глубокий, по пояс Михаське, но он
ничего не видел. С портфелем под мышкой выскочил из сугроба и пробежал
несколько шагов.
В голове шумело, перед глазами шаталось все, словно при землетрясении.
Михаська взял в ладошку снег и приложил к губе. Снег стал красным. Михаська
прошел еще несколько шагов и вдруг сел прямо в сугроб и заплакал.
Его губы тряслись, и капельки пота катились из-под шапки. Мир
остановился вокруг, и ничего не было - ни силуэта школы, ни темноты, ни
вчера, ни сегодня, только альбом с дорогими отцовскими марками и ненавистный
Шакал, Николай Третий, Савватей.
"Все, все, все!.. - думал Михаська. - Нет марок. Нет альбома... Все!
Все! Все!"