"Альберт Лиханов. Собрание сочинений в 4-х томах Том 2" - читать интересную книгу автора

на ступеньку дворовой лестницы.
Небо то поднималось, то летело ему навстречу, а отец в голубой майке с
маленькой дырочкой под самой лопаткой тоже хохотал, глядя на Михаську, и
ловил, и ловил, и ловил его...

6

Они ели потом завариху - муку, заваренную горячей водой. И Михаська
уплетал ее за обе щеки, а маме это объедение сегодня не нравилось, что ли...
Она брала ложку, глотала завариху и тут же клала ложку обратно, глядя на
отца. Она как только увидела его, не отрывала от него глаз, будто боялась,
что он исчезнет, растает, спрячется. Но отец не прятался никуда, а с
аппетитом ел завариху, все шутил, смеялся и говорил маме, чтоб она ела.
Время от времени он тоже становился задумчивым, смотрел на маму, потом
брал ее за плечи, поворачивал к себе и минуту глядел ей в глаза, ничего не
говоря.
Так смотрели они друг на друга, забыв, наверное, и о нем, и глаза их
становились необыкновенными. Михаська глядел на них и видел, как в глазах
матери отражается маленький отец, а в глазах отца - маленькая мать; и ему
казалось, что они уходят от него в какой-то волшебный мир, ему непонятный,
смутный взрослый мир, и там, в глазах друг у друга, уменьшившись совсем, они
и в самом деле одни, без него, Михаськи. И Михаське становилось тоскливо. А
отец и мать, будто почувствовав, что ему тоскливо одному, вдруг
поворачивались к Михаське и улыбались ему.
Но проходило немного времени, и они снова смотрели друг на друга, и
отец гладил мать, как маленькую, по голове. А мать снова смотрела на него,
смотрела и видела только его.
Она стала совсем молодой, мама. Пока отец плескался под рукомойником,
она открыла сундук и стала рыться в нем, а Михаську послала во двор махать
чугунным утюгом, раздувать угли. Михаська раскалил утюг, и мама что-то
гладила; но он не обращал внимания на эту возню матери, пока они не стали
садиться за стол и мать не вышла из-за занавески в нарядном голубом платье с
белыми горошками.
Михаська ахнул, а отец подхватил маму на руки и закружил ее. Но разве
можно крутиться в их комнатушке! Отец тут же смахнул со стола фарфоровую
чашку, на которой были нарисованы китайцы, гуляющие с зонтами. Чашку
подарила маме ее мама, Михаськина бабушка, и мама очень берегла ее. Но тут
она только рассмеялась и сказала, что посуда бьется к счастью, но все-таки
отец отпустил ее и стал разглядывать и расхваливать вместе с Михаськой ее
платье.
А когда наконец сели за стол и Михаська взглянул на мать, оказалось,
что она очень похожа на девчонок из десятого класса женской школы, мимо
которой ходил Михаська в свою начальную.
Мамины глаза сияли и были как небо и как платье, а волосы стали
пушистыми, будто кудель, из которой Ивановна вечерами, когда Лиза читает ей
по слогам вслух, вьет нить.
За столом отец похвалил маму за то, что она не продала свое довоенное
платье, но мама ответила, что нет, это он ошибается - то платье она продала
еще в сорок втором, а это купила на барахолке совсем недавно, к его приезду.
И отец похвалил ее еще раз, уже за то, что какая она хозяйственная и сумела