"Альберт Лиханов. Слетки" - читать интересную книгу автора

Когда она росла и училась, город уже наползал на деревушку Горево, и
хоть старики не знали, как к этому относиться и каково им придется в городе
жить, молодые глупо радовались, что больше они не деревенские, что
даже само название печальное - Горево стирается с карты района, а сами
они становятся жителями хоть и затрапезного, грязного, убогого, но все-таки
города. А название-то какое: Краснополянск!
Ну и требовалось найти себя, в городе-то. Оля нашлась. Пошла на курсы
массажисток, потом пристроилась на работу в военный санаторий, на другом
краю Краснополянска, тоже в бывшей деревне, где сохранилось каменное
двухэтажное здание каких-то старых купцов; там отдыхали то боевые соколы, то
танкисты с артиллеристами, никогда, правда, не воевавшие.
- Жисть, она и есть жисть! - вздыхала Макаровна, стараясь лишь
согнуться, но не сломаться под тяготами этой "жисти". Да и чего ломаться,
ежели ничего поделать нельзя... Слаб человек, чтобы против жисти бунтовать.
И все-таки не здесь таилась материна тоска.
Оля выросла вполне ничего себе. Росточку, правда, невеликого, но все
при ней - и грудка, и гузка, и характер покладистый, без сбоев, и нрав
покойный. Работящая же отменно! Весь дом на ней, и с малых лет - только
готовка бабкина, да и та с годами отходила к Оле.
Без стонов, без причитаний, без модного в других семьях нытья о тяжкой
бабской доле, о скудном заработке и отсутствии надежд, волокла Оля дом, и
мать ждала, что приведет доченька мужа; вот тогда "жисть" и направится. Но
она только понесла...
Всякие попытки материны пробиться сквозь стену молчания, сложенную
Ольгой, оказались бесполезными. Даже слез дочериных она не дождалась - та
все молчит да улыбается. Ни кто отец, ни как это случилось, ни почему Ольга
даже не попыталась связать чадо свое с именем мужчины, ставшего отцом
Бориски, - ничего этого мать не узнала. В метрику сына - ведь полагается же
вписывать отцово имя! - она и вписала отца своего собственного - Матвея
Макаровича. Получился Борис Матвеевич Горев.
Когда мать недоуменно возвращала дочери внукову метрику, та со смехом
перекрестилась:
- Прости, батюшка родный!
Ох, и сколько дум перекатала в себе Макаровна по этому поводу. И что
Олюшка влюбилась в случайного лихача, а тот ее бросил. И что был этот,
может, летун, а пусть даже из бронетанковых войск, люб ей, но женатый однако
ж. И что вовсе снасильничали ее, от безделья своего и разврата, эти майоры
да капитаны мирных времен. И даже такое приходило в голову: сама дочка и
набедокурила - попросила какого ни то приезжего красавца просто обрюхатить
ее, потому как местная пьянь - сплошные, почитай, выродки, и от здешнего
мужичонки ничего путного родить нельзя, кроме такой же непутевой пьяни.
Тогда ведь, если задуматься, то и молодец, доча-то! Теперь ведь какой мужик
пошел? До полудня спит, до полуночи бродит, пьянствует да дерется. И если
родится от такого какой-никакой приплод, то надежд на отца не только в
каком-то там незнамом воспитании, но и в простом прокормлении чада -
никаких! Все баба, жена то есть! Как уж она управится, так оно и выйдет.
Так что, порой с недоумением думала Елена Макаровна, дочь ее, может
быть, и права, что сына своего родила по строгому и душевному, пусть
тайному, выбору, и род их от такой женской самоотверженности только
укрепится новой кровью, иной, может быть, даже очень высокой породой. Вон