"Альберт Лиханов. Крутые горы " - читать интересную книгу автора

лицо, бабушка тут же выяснила причину, все поняла, пригорюнилась, но в это
время вернулся отец, ходивший за какими-то документами.
- Не беда! - сказал он. - Мы с тобой простимся дома. Какая разница - на
вокзале или дома, а вручить кисеты ты должен сам!
И хотя это было полурешением, скорее даже жертвой со стороны отца, со
стороны личного в пользу общественного, я как-то приободрился, и бабушка
принялась гладить мне белую рубашку, потому что Анна Николаевна велела нам
на всякий случай одеться понаряднее, так как где будет происходить
торжественное вручение кисетов, пока неизвестно.
Время клонилось к вечеру, солнце торопливо уходило за тополя.
Вернулась, отпросившись пораньше с работы, мама, и настал печальный час.
Отец снял с гимнастерки звездчатый ремень, натянул шинель и подпоясал
ее тем ремнем, который держал гимнастерку. Потом аккуратно застегнул верхние
пуговицы, надел шапку.
Я тревожно смотрел на отца и думал, что уже когда-то видел это.
Конечно, это было уже, когда началась война. Я даже не понял тогда толком,
что началась война.
Просто не очень понимал, что это такое.
Тогда отец был в длинном черном пиджаке и в модной крапчатой кепке с
длинным козырьком. На пиджаке у него висел значок ГТО на серебряной цепочке,
а за спиной - зеленый мешок. Значок отец подарил мне тогда, а зеленый мешок
был с ним и сейчас. Он повесил его на одно плечо, и мы присели.
Я видел, как иногда вздрагивало мамино лицо. Она хотела плакать, но не
давала себе воли, сдерживалась - только вздрагивало лицо; я видел, как
комкала платок бабушка и подозрительно сухо смотрела на меня. Один отец был
спокоен.
Он сидел, задумавшись, потом встрепенулся и встал.
- С богом! - сказала бабушка, и отец наклонился ко мне.
- Главное, преодолеть бессилие - всегда и во всем, - сказал он шепотом,
чтобы не услышали мама и бабушка. - Главное, почувствовать себя сильным!
Я кивнул ему, и мы вышли на улицу.
На углу наши дороги расходились. Отцу, маме и бабушке надо было к
вокзалу, мне - в школу.
До угла мы с отцом шли вместе, тесно прижавшись друг к другу, - он
держал меня за плечо. Прощаясь, я обнял отца за шею и снова почувствовал его
запах - табак и еще что-то неуловимое, мужское и сильное.
- Ну, сын! - сказал отец и прижал меня в последний раз к колючей
шинели. Потом он отстранил меня, повернул к школе и слегка подтолкнул.
Я сделал несколько шагов и обернулся.
Все это было уже один раз. Я стоял с бабушкой возле ворот, бездумно
махал рукой вслед отцу, не очень понимая, что случилась война.
Сейчас было то же - отец снова уходил на фронт. Но теперь я уже знал,
что такое война. Я видел израненный санитарный вагон, желтые пятки убитого
бойца, я видел кровь под микроскопом и ел еду, заработанную маминой кровью,
я шил кисеты и ел завариху, лишь во сне вспоминая пшенку, я боялся за отца и
встретил его, раненого, а теперь провожал снова, второй раз. Провожал - НА
ВОЙНУ!
Я обернулся и бросился к отцу. Я тискал его, я обнимал, я жадно вдыхал
отцовские запахи, стараясь запомнить их, и едва сдерживался, чтобы не
зареветь.