"Альберт Анатольевич Лиханов. Кикимора " - читать интересную книгу автора

- Ты тут побудь, паренек, - говорит Мирон деликатно, не желая мне
мешать, - а я дрова поколю.
Он отходит, а я вхожу в душистый мрак конюшни. Пахнет сеном, навозом,
лошадиным потом, и, смешиваясь, эти запахи образуют дух, приятный моему
обонянию.
Эх, Машка! Разве такой должна быть наша первая настоящая встреча,
когда я могу погладить тебя по боку, прикоснуться к влажным замшевым
ноздрям, потрогать жилу, вздувшуюся на ноге?
Ведь днем, на переменке, я приготовил тебе настоящую школьную булку.
Да еще какую? Необыкновенную! Неизвестно, кто изобрел этот волшебный способ
превращения обыкновенной маленькой булочки в необыкновенную большую, но это
был истинно великий человек. Небольшое усилие, и нате вам - огромный
плоский кругляш.
Это делалось очень просто. Требовался лишь кусок газеты, и то для
гигиены, а если парта чистая, и так можно.
Одним словом, готовясь к встрече с Машкой, я решил угостить ее
школьной булочкой. Суп, который выдавали нам в классе, слопал просто так,
"наголо", а булку аккуратно вложил между двух промокашек и начал прессовать
ее крышкой парты. Бух-бух-бух - хлопала крышка на переменке, и, после
каждого жима заглядывая под крышку, я видел, как плющилась булочка, как
превращалась из пухлого, но маленького комка в плотный, но тонкий блин, в
целое румяное солнце. Сперва она стала больше вдвое, потом втрое, наконец
вчетверо.
Все мальчишки в нашем классе жали свои булки до возможных пределов, и
всем казалось, что она вырастала от этого сжатия во много крат, потом
жевали с тройным аппетитом, а я сложил свой кругляш, это желтенькое солнце,
в портфель, для Машки, и дома, в слезах и расстройстве, начисто забыл о
кем.
Вот так, Машка! Пришел к тебе с пустыми руками.
Побежать домой, взять плоскую булку и принести снова - я подумал об
этом первым делом, но тут же отрекся от своей мысли. А Мирон? Вдруг он
закроет дверь? Да и объяснять ему все никакой охоты.
- Не горюй, Машка, - прошептал я кобыле, - за мной не заржавеет.
Нет ли тут щелей, кстати? Я оглядел стену конюшни, выходившую на наш
двор. Понизу, на уровне моего роста, щелей не было, а вот повыше
просвечивала светлая линейка, только уж очень узкая, даже самый тонкий блин
не пройдет.
"Ладно, - вздохнул я, - что-нибудь придумаем". Хлопнул Машку по боку и
притащил ей из угла охапку сена.
Эх, эх! Надо бы и гребешок захватить, желательно крупный, с редкими
зубьями, у бабушки есть такая расческа, только полукруглая, ею, пожалуй, и
Машку можно расчесать. А пока я разглаживал, встав на цыпочки, лошадиную
гриву руками, пропускал длинные волосы сквозь пальцы, приглаживал на одну
сторону.
Машка фыркнула - мне показалось, от удовольствия, мягко повела шеей и
толкнула меня. Я свалился в сено и расхохотался - вот она и играет со мной!
Я лежал в сене тихонечко, чтобы не привлечь внимания Мирона, смеялся, а
Машка перестала жевать и удивленно уставилась на меня.
Машка, Машка, бедная душа!
Я перестал смеяться, вспомнил, как Мирон лупит ее почем зря, прижался