"Владимир Личутин. Венчание на царство ("Раскол" #1) " - читать интересную книгу автора

Казалось бы, чему же тут удивляться? А удивляться почти приходится, ибо
у нас едва ли не в моду вошло проклинать несчастную русскую жизнь да
жестоковыйную русскую историю. Одни де бессмысленные страдания и реки
бессмысленно пролитой крови. Забывают близорукие о том, что эти реки
полились лишь в XX веке - когда в русской истории перестали определяюще
действовать одни русские силы, когда Россия очутилась в плену чужебесия. А
прежние-то века? Ведь даже опричнина Грозного бледнеет перед инквизицией,
как и петровские казни - перед якобинской резней. Не говоря уже о том, что
скучный шкурный интерес редко пробивался в России, в отличие от Европы, в
двигатели событий, зато какое кипение идейных страстей! (Что и
представляется рыцарям кошелька "русской дурью"). Какие трогательные Жития
князей - Владимира Святого и Ярослава, Андрея Боголюбского и Александра
Невского. Какие необъятные, весь горизонт застилающие фигуры царей - Иоанна
Грозного или Петра. А Александр I, победитель гордеца Наполеона, смиренно
растворившийся в народной молве под видом Федора Кузьмича? А Александр III,
один могучей дланью своей удерживавший распад целого мира, как - вот
сцена-символ - обрушившийся однажды на его плечи железнодорожный вагон...

То-то был заворожен нашей историей умница Пушкин. Как, впрочем, и
наиболее чуткие духовно интеллектуалы на том же Западе. "Россия -
единственная страна, которая соседствует с самим Богом", - писал крупнейший
европейский поэт XX века Райнер Мария Рильке.

И он, безусловно, прав: богоискательство и есть скрытая пружина нашей
истории. В неуемных поисках Бога (чего-то иного, чем проза текущей жизни,
лучшего, совершенного, прекрасного, нездешнего) и распласталась Россия по
обе стороны света. И созидали ее в первую голову те, кого томила духовная
жажда.

Поэтому Никон и Аввакум значат в нашей истории не меньше, чем Иван
Грозный и Петр, Ленин и Сталин. Митрополит Антоний (Храповицкий) полагал
даже, что Никон выше всех стоит в списке деятелей, определивших ход русской
истории.

Эта мысль прочитавшим "Раскол" станет более внятной. Никон словно
выступает из тени (даже из скрещенья теней: тень, которую отбрасывает
впереди себя Грозный, и тень, стелющаяся за Петром).

В споре Аввакума с Никоном Личутин-мыслитель скорее на стороне
Аввакума. Но в самом-то романе, в его живой плоти все выглядит сложнее,
"диалогичнее". "Полифоничность" в той или иной степени - общее свойство
реализма. Разве что в лубочно-сатирических жанрах наивного классицизма
возможна черно-белая "монологичность". В полнокровном реализме никакой
персонаж не станет убедительным, если не понять и его логику-правду, то
есть, если его хотя бы частично не оправдать.

А Никон в романе во всех его взлетах и падениях куда как полнокровен. И
нагляден так, что можно залюбоваться. И трагичен, конечно, - в контрастах
дара и блажи, благодати и упрямства, рачения и "возгоржения". Великую душу
подстерегают великие же опасности, и автор, не спеша и не комкая