"Владимир Личутин. Вдова Нюра" - читать интересную книгу автора

Нюра поднялась в деревню, избы обметало февральскими снеговеями, и
потому дорога местами наросла выше нижнего жила, и можно было даже заглянуть
через окна в верхние горницы, запущенные на зиму, в которых стужа долит
сильнее, чем на воле, и потому стекла не обмерзали, а как бы слегка запотели
и залысели. Единственная дорога, посыпанная сенной трухой, зальдилась:
недавно были оттайки, а нынче вот прощально грянуло. Колея взгорбилась,
заморщинела и пожелтела. Питерке стало жаль лыж, покрытых лосиными камусами,
и она сошла в сторону. Была середка дня, и бабы, постукивая подшитыми
катанками о череп дороги, помахивали дерматиновыми сумками, спешили в лавку,
порой они оборачивались, словно их кто толкал в спину, ширили ноги и долго и
любопытно приглядывались к Нюре, и чудилось, что по всей деревенской улице
от бабы к бабе перекатывалось глухо: "Питерка катит". Тут из-за угла
вывернулась Симка, средняя Аниськина девка, вся опухшая и зареванная; она
шла, спотыкаясь валенками, и фанерный чемоданчик колотился о неровно
обрезанные голяшки.
- Ты-то пошто не в школе, невеста? - спросила Нюра, раскутав рот.
Посреди деревни было куда теплее, и от шали стало потно до мокроты, а может,
и надышала она в плат, и оттого потекло на подбородок. - Зареванная вся,
утекла ведь. Аль случилось што?
- Спустили нас... Товарищ Сталин умер... Как жить-то теперь будем? -
по-взрослому рыдая, обкусывала слова Симка и тут снова вся утонула в слезах.
"Царствие ему. Мертвого не похулю", - отрешенно подумала Питерка.
- Как жить-то теперь будем, баба Нюра? - повторила Симка, кусая опухшие
губы, и взрослая печаль была в оплывших глазах.
- Поди давай, глупая. Всю красоту выревешь. Как жили, так и дале...
Поди давай, глупая, - растерянно хрипела Нюра и уже потянулась всем телом к
девке, чтобы приголубить ее и осушить слезы, но Симка вдруг гневно фушкнула,
отшатнулась, сухо и недоверчиво вглядываясь в старуху, а потом озлобленным,
пересыхающим голосом выплеснула:
- Ты... как можно... ты ничего не понимаешь, вот... в лесу своем
сидишь, как Баба Яга.
- Христос с тобой, чего мелешь-то, Серафима? - пробовала притушить Нюра
этот горький задышливый выкрик, в котором уже не было слезы, да только где
там, живо взыграла девка, развернулась на стоптанных пятках и ускочила
прочь, только пальтушка завилась меж ног.
"Царствие ему. Мертвого не похулю", - снова отрешенно подумала Нюра,
провожая взглядом надломленную Симкину спину.
Около магазина она сняла лыжи-кунды, воткнула их стоймя в сугроб
напротив крыльца, потом как-то ласково и бережно смахнула с голубенького
ящика зальдившийся снег и, словно в капкан, сунула под козырек письмо.
Какая-то бабенка в цветастом полушалке стояла невдалеке, любопытно
наблюдая за Питеркой, и сразу же неловко и словно бы безразлично
отвернулась, поймав Нюрин приценивающийся взгляд. "Видела ведь, сорока.
Разнесет по деревне. Ну и пусть", - решила Нюра, забираясь по крутым
ступенькам в магазин. И только она скрипнула набухшей дверью и переступила
порог, каменно топая исполинскими валенками с загнутыми носами, как сразу
все повернулись от прилавка в ее сторону и ожидающе замолчали, цепко
схватывая глазами все Нюрино обличье.
Была Питерка высока даже в старости, и квадратная оленная шапка с
длинными, по пояс, ушками высила еще больше, да и пол-то в лавке был покатым