"Михаил Лезинский. Колючая Арктика" - читать интересную книгу автора

завтра...Завтра будет паршиво, - отзовется нам с тобою эта ночь.
После таблетки Максиму действительно полегчало. Во всяком случае,
бешеные толчки в сердце несколько усмирились. Но все равно, там, где-то в
глубине груди, что-то поднывало. Но коньяк делал свое дело, успокаивал.
То же, наверное, чувствовал и Курилов. Повеселевшими глазками Семен
посмотрел на Кучаева, улыбнулся.
- Готов слушать?
- Всегда готов!
- Вот я и утверждаю, если учесть средний возраст русского с возрастом
любого жителя тундры, то счет...Вот и думай, Максим, кто из нас старше! - у
глаз юкагирского писателя появились веселые ехидные морщинки, видно вспомнил
что-то веселое. - А скажи, Макс, только честно, предупреждал тебя редактор,
чтобы ты со мною не просиживал ночами, не заглядывал со мною в рюмку, не
хлестал стаканами коньяк!?
- Ну и хлещем мы, - уклонился от прямого ответа Кучаев, - время к утру,
а мы еще с тобою одну-единственную бутылку местного "Наполеона" не
прикончили!
Но Семена на кривой не объедешь.
- А говорил тебе редактор, что Семен Курилов становится несдержанным и
нервным?
- Редактор беспокоится о тебе, Семен.
- Да ненавидит меня твой редактор! Было б тебе об этом известно! И
невзлюбил с той минуты, когда я принес ему свой первый рассказ, а, когда
появился мой первый роман, и когда партийные органы Черского, - из Союза
писателей СССР был звоночек! - посоветовали взять меня в штат, возненавидел
еще больше! Тебе, догор, еще предстоит об этом узнать!
Курилов задумался. А, когда он задумывался, на его моложавом лице
только тогда проступали морщины, выдавая прожитые годы.
Кучаев впервые увидел эти морщины и ему почему-то стало жалко нового
товарища с которым он успел подружиться. Жалко Кучаеву стало Курилова и все
тут! Уж не выпитый ли коньяк дает знать о себе?...
Максим Кучаев всегда был несколько сентиментальным, но тщательно
скрывал это обстоятельство. Хотя жизнь его тоже не баловала, если не сказать
большее!
Над чем все-таки задумался Великий Юкагир? На беспристрастном лице
ничего нельзя прочесть: ни радости, ни волнения, ни переживаний. Рука его
потянулась к сердцу, непроизвольно и привычно.
- Сейчас я пью совсем немножко. Здоровьишко не позволяет. В семнадцать
лет признали порок сердца.
- У тебя!?
Кучаеву стало стыдно, что он жалуется на какие-то свои недомогания. На
ноющее сердце, - если быть честным, то оно и ноет не всегда, а только после
таких "чаепитий" и ночных бдений!
- У меня, у меня, Максимушка! В семнадцать - порок сердца, а через год
ревматизм пошел в атаку на недобитого юкагира...Еще чуть, чуть, Максимушка и
встречу с тобою я бы поджидал на том свете...
- Что, так серьезно, Сенечка?
- Так серьезно, Максим. Пришлось бросить работу и, как ты выражаешься,
"вкалывать" на более легкой.
Кучаев усмехнулся.