"Клайв Стейплз Льюис. Боль" - читать интересную книгу автора

же реальное и непростительное зло под его все более и более сложными
личинами. Учение это, конечно, не ново. В этой главе я не претендую ни на
что особенно замечательное. Я просто пытаюсь перевести моего читателя (и в
еще большей степени - себя самого) через "мост ослов" (pons asinorum) -
сделать первый шаг прочь из рая дураков и царства иллюзии. Но в современном
мире иллюзия обрела такую силу, что мне необходимо изложить кое-какие
добавочные соображения, которые придадут реальности менее невероятный
характер.
1. Мы обманываемся внешностью предметов. Мы полагаем себя в целом не
намного хуже некоего Игрека, которого все признают порядочным человеком, и
конечно же (хотя об этом не следует заявлять вслух), лучше мерзкого Икса.
Даже на поверхностном уровне мы, вероятно, в этом обманываемся. Не будьте
слишком уверены, что ваши друзья считают вас не менее порядочным, чем
Игрека. Сам по себе тот факт, что вы избрали его для сравнения, подозрителен
- вероятно, он на три головы выше вас и вашего круга. Но допустим, что и
Игрек, и вы производите впечатление "неплохих" людей. Насколько обманчива
внешность Игрека - это останется между ним и Богом. Его внешность может и не
быть обманчивой, но насчет своей вы точно знаете, что это так. Вам это,
наверное, кажется простым трюком, потому что я могу сказать то же самое
Игреку и так, по очереди, каждому человеку. Но в этом-то все и дело. Каждому
человеку, не слишком святому или наглому, приходится равняться на видимые
качества других людей - он знает, что в нем кое-что намного ниже даже самого
неосторожного его поведения на людях, даже самого его развязного разговора.
В мгновение ока, пока ваш друг подыскивает слово, - что проносится в вашем
мозгу? Мы никогда не высказываем всей правды. Мы можем сознаться в мерзких
фактах - в самой гадкой трусости или в самой пошлой и будничной пакости, -
но наш тон будет ложным. Самый акт исповеди - беглый лицемерный взгляд,
легкая примесь юмора - все это имеет целью отдалить факты от вашей личности.
Никому не догадаться, насколько знакомы и, в каком-то смысле, близки вашей
душе все эти вещи, как они сливаются со всем остальным - там, глубоко, в
дремотном внутреннем тепле, они ничему не звучат диссонансом, они вовсе не
так странны и отделимы от вас, как это может показаться, когда они
превращаются в слова. Мы подразумеваем, и часто верим, что привычные пороки
- это исключительные и одиночные поступки, и допускаем противоположную
ошибку в отношении наших добродетелей, подобно плохому теннисисту, который
именует свою обычную форму "неудачными днями", а редкие успехи принимает за
норму. Я не вменяю нам в вину то, что мы не можем сказать истинной правды о
себе, ибо настойчивое, пожизненное внутреннее нашептывание злости, ревности,
похотливости, жадности и самоснисхождения попросту не укладывается в слова.
Но важно, чтобы мы не принимали наши неизбежно ограниченные высказывания за
полный отчет о самом худшем, что есть у нас внутри.
2. Сейчас воцаряется реакция, сама по себе вполне здоровая, на чисто
частные и домашние концепции нравственности, пробуждение общественной
совести. Мы чувствуем свою причастность к несправедливой общественной
системе и свою долю во всеобщей вине. Это вполне истинно, но враг рода
человеческого может и истину употребить нам в обман. Берегитесь, как бы не
воспользоваться идеей всеобщей вины для отвлечения своего внимания от тех
обыденных, старомодных провинностей - ваших собственных, - которые не имеют
ничего общего с "системой", и в отношении которых необходимо принимать меры,
не дожидаясь тысячелетнего царствия. Ибо вину всеобщую, наверное, нельзя