"Андрей Левкин. Цыганский роман (повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

Представители двух полунаучных дисциплин, как то: культурной и
социальной антропологии и истории моды - объединили проявления искусства
самоукрашения, этого наиболее пригодного для самовыражения вида искусства, в
две большие группы, складывающиеся по формальным признакам: подвижные
(изменяемые) и неподвижные (неизменяемые) личные украшения.
К первой категории относят одежду и элементы украшений на одежде,
ювелирные изделия на теле и одежде, прическу, действия, связанные с
отращиванием или удалением волосяного покрова на теле и лице, лаковое
покрытие и/или ювелирное украшение зубов.
Ко второй категории относят методы, с помощью которых осуществляются
неудалимые и невосстанавливаемые изменения на теле. Обычно эти методы
называют искажением тела. Сюда относят искажения черепа, перфорацию губ,
носа и ушей, удаление или затачивание отдельных зубов, а также такие
операции на теле, какими являются различные формы обрезания мужского
полового органа (циркумцизия, эксцизия, инцизия, субинцизия) и женская
клитородектомия (частичное или полное удаление клитора). Широко
распространенными формами искажения тела являются методы изменения кожного
покрова, которые обобщенно называют татуировкой.
Само слово введено в европейские языки Куком, вернувшимся из Океании
(1768-1771 гг.), где тот впервые встретился с этим обычаем на острове Таити
в 1769 году, там это называлось "татау". Дальнейшие исторические сведения не
важны, следует лишь знать, что существуют три техники татуировки: точечная,
или пунктирная, рубцовая и шовная. Точечная, или пунктирная наиболее,
видимо, известна читателю-европейцу. Техника рубцовой связана с образованием
келлоидной ткани в результате заживления прижиганий, надрезов и пр.; она, то
есть, рельефна. Суть шовной состоит в том, что под кожный надрез с помощью
тонкого острого предмета продергивается крашеная нить. Фирма, отметим сразу,
практиковала только пунктирную татуировку.
Фирма занимала два этажа особняка, в третьем этаже, над ними, некоторые
из них, МТ в том числе, и жили: все было обустроено если и не с комфортом,
то весьма функционально. Народу было так: шесть-семь операторов, из которых
обыкновенно двое-трое ассистентов-учеников. Анестезиолог - милейшая
черненькая евреечка, петербурженка, вовремя сменившая местожительство,
медсестры, одна из которых - белокурая, крупная и смешливая латышка
откуда-то из Земгале, две другие ничем не запомнились. Ну, и
регистраторша-бухгалтер-кассир - все сразу, поскольку в отличие от
нормальной поликлиники работой загружена она была весьма неплотно: и
пациентов поменьше, и с каждым гораздо больше возни мастерам. Так что
основную часть своего служебного времени она (кажется,
полуостзейка-полуполька) проводила в своей стеклянной выгородке, читая то
"Атпуту", то разные книжки издательства Гудкова - была она, помнится,
большой почитательницей Рамакришны.
Самым замечательным помещением конторы была большая зала на втором
этаже особняка: окно во всю стену, пол из красного паркета, темная мебель
давно старая, со своим запахом, вросшая в интерьер, или наоборот - после
более-менее продолжительного отсутствия могло показаться, что из стены опять
проклюнулась какая-то этажерка или оттоманочка. Особенно хороша была комната
летом и зимой. Летом - все из-за того же окна во всю стену: ко второму этажу
подводила разрушенная теперь лестница, вдоль окна тянулся балкон, летом
дверь отворяли, и в залу можно было войти прямо со двора. Двор отметим