"Андрей Левкин. Голем, русская версия (Роман)" - читать интересную книгу авторане знает.
Я, в общем, в этом сомневался, но дискутировать уж не стал. И чтобы не расстроить мальчонку, и, вдобавок, что-то тут все же было не совпадающее с действительностью. Я начал думать о том, что - а ну как из Симпсона в этой квартире по известному рецепту сделали человека... Но чтобы человек, получившийся из собаки, через полчаса-час после операции читал вслух Тютчева, да еще столь вдумчиво, - это, пожалуй, навряд ли. На улице посвежело, вдалеке погромыхивала гроза, и по дороге к дому эти мучительные заморочки рассеялись. Мальчонка, отчасти успокоившийся - от усталости что ли, - пошел через улицу в свои 46-17, а я домой - и только возле дверей квартиры вспомнил, что было у меня желание зайти в ларек за едой, но теперь возвращаться уже лень, да и гроза, похоже, раздвигалась. Дом № 39, кафе Наутро очень хотелось еды. Тарахтел мусоровоз, облагораживая прохладное, даже сумеречное утро. Дома из еды не было ничего, оставалось идти в люди. По диагонали, в первом этаже дома № 39, имелось примерно кафе- этакий чулан со стойкой и боковым залом. Я сидел возле окна, ел омлет, который тут летом для красоты покрывали нарубленными кусочками помидора, пил чай, потому что кофе тут был совсем уже невыносим, и глядел в окно. Накрапывал дождь. Несущественный, но хмурый, вовсе не летний, хотя духота сохранялась. Туг дверь открылась и, как было видно в проеме, появился Башилов. бодрым, отчего и приветствовал меня громким голосом. - П-п-п-ривет, - вскричал он (он несколько заикался). Я давно подозревал, что заикался он исключительно для художественного эффекта, к которому примешивалась хитрость - растягивая фразы, он заставлял в них вслушиваться, запоминать. И его заодно. Позиционировался он как художник, точнее его род жизни определить было трудно, поскольку он вроде бы занимался всеми видами отрасли. Итак, он сказал: - П-п-п-ривет. А у меня холодно, страсть. Согреться выскочил. Он жил в сквоте, в двух домах отсюда. Там была небольшая арт-колония, постепенно усыхающая, но пока еще живая. Чуть ли не последний, наверное, сквот на свете. - Б-б-б-лин, - добавил он, принеся за мой столик свой чай. - И еще такая напасть, не понимаю почему... вот указательный палец болит, левой руки, - который мне и продемонстрировал, совершенно нетронутый и гладкий. - Ничего не понимаю, такое ощущение, как будто из него кровь на анализ брали. Знаешь, такой трубочкой-пистолетиком - тюк и он тебя дырявит, отсасывают. А потом такая боль внутренняя. А ты все куришь и это вредно. - А что это у вас холодно? Летом-то? - В-в-в-от, понимаешь, в том и история. Тебе как историографу этой местности это точно будет интересно. - С чего это я историограф? - я опешил, потому что почти поверил в то, что меня им кто-то назначил, а я и не знал. Провел он меня, да. |
|
|