"Александр Иванович Левитов. Расправа и другие рассказы " - читать интересную книгу автора

вы мои, велики грехи на нонешнем свете лежат!.. Чужому горю мы злорадостны,
чужую беду сыскать мы злохитростны, а в старину простота была. Ям-то
глубоких ближнему мало мы рыли, ног-то ему не подстанавливали... А теперь
взглянешь: и неурожаи-то, и мор-то, и знамения небесные - все это господь
показует нам и стращает, дабы мы убоялись и от похотей своих плотоугодливых
отреклись. Видно, други мои сердечные, по всему видно, последний конец земле
настает, потому странние люди, в дальних краях какие бывают, то же и про
дальние края сказывают. Немилость, говорят, божья вообще на всю землю легла,
-- ни к чему, сказывают, подступу нет - дорого!.. Что прежде даром давали,
за то ноне деньги плати, а денег-то и нет, взять-то их у нас на степях
негде... Думают так-то у нас старики-то: с голоду, пожалуй, все помереть
можем, и не диво!.. Зимним так-то временем часто случается - все село на
одном ржаном хлебце сидит, а у кого и хлебца-то нет; да и он, батюшка,
хлебец-то, давно ли в наших сторонах гривенник пуд был, а теперь его, пудик,
поедешь в город купить, рубль-целковый с собой захватимши, так тебе с
целкового-то двугривенный только сдачи дадут. Вот как купцы-то городские
припирают, а нам, известно, без хлебушка жить ни под каким видом нельзя. И
опять же недавно, не хуже вас тоже, прохожие на бахчи ко мне заходили.
Издалека, сказывали, идут, В самом Иерусалиме сподобил их бог раз пяток
побывать. Показывали это прохожие писанье такое - в церковь, говорят,
иерусалимскую вовремя службы с неба упало. "Весь мир, - в писании том
говорится, - несчастием поражу". Многие из нашего околотка списали себе все
письмо; слухи пошли тут разные: о преставлении света толковать начали, и
смута по селам раскатилась великая. Только становой наш сам поехал по селам,
сходы стал собирать. "Не верьте, говорит, и не смущайтесь, а таких странних
людей ловите и ко мне в стан представляйте". А не верить-то нам и нельзя
странникам, потому кто по-настоящему вникнул в писание, тот видит
приметы-то, как приближается к нам царство антихристово, потому приметы-то
самые верные. Зимние метели все избы у нас до верха засыпают, морозы хлеба,
деревья и травы дотла вымораживают, а что от морозов останется, то летние
жары невиданные допекут и досушат...
Глубокая тоска, очевидно, засела в самую душу бахчевника. Оперся он
локтями о свои колени и все лицо закрыл мозолистыми ладонями. Долго сидел он
таким образом, не отрывая рук от глаз. Боялся как будто старик, взглянувши
на божий свет, увидеть в нем какое-нибудь доселе невиданное и неслыханное в
старину горе.
- И теперь еще я никак не могу освободиться от той страшной тоски,
которую нагоняют на меня эти пророчества о последнем конце мира, о
пришествии антихриста и тому подобном, - сказал мне шепотом Теокритов. --
Мой дед особенный мастер на эти рассказы. Темными вечерами, бывало, помню я,
начнет он расписывать все эти ужасы: волосы дыбом становятся.
Я сам слишком хорошо помнил эти ужасы, чтобы не верить Теокритову. Все
вдруг вспомнилось мне, и вспомнилось тем живее, что вне куреня, в котором
сидели мы, все изнемогало под мучительной пыткой жгучего летнего солнца.
И так печальна была поза старика, боязливо съежившегося на каком-то
отрубке, такое томящее ожидание неотвратимых страданий изображала она, что,
смотря на нее, вы невольно думали: не рисует ли в настоящую минуту
воображение деда картин, так поражающих простые сердца, как по мертвой
молчащей дороге степной идет теперь адская сила антихриста.
- Что же, внучек, долго ты у нас проживешь? - вдруг спросил