"Александр Иванович Левитов. Расправа и другие рассказы " - читать интересную книгу автора

он. - Очень вам благодарен за совет. Но одно из двух: подавая мне его, вы,
извините за бесцеремонность, или соврали (бог уж вас знает для чего), что вы
в одном со мною положении, или ваша московская жизнь так передернула вас,
что вы забыли всю пахучесть той среды, которую иногда занимает наш класс. Но
я не знаю, как можно забыть эту постепенно одуряющую жизненную обстановку
людей нашего болота, о которой когда начнешь рассказывать свежему,
незнакомому с ней человеку, так он, слушая, непременно думает, что вы сошли
с ума и врете ему невозможную, никогда и нигде не бывалую дичь. Тысячу, сто
тысяч лет нужно прожить мне, например, чтобы забыть какое-то, так сказать,
нравственное зловоние, которое окружает меня с самого детства и которое,
наконец, выкурило-таки меня из прекрасных здешних мест. Да нет! И через сто
тысяч лет я не забуду это зловоние... Понимаете ли, что это решительно
невозможно, как невозможно не умереть человеку, - щегольнул он сравнением,
задыхаясь от волнения и как-то особенно, точно в истерике, всхлипывая. - С
другой стороны, я тоже решительно не понимаю, что вас заставило соврать мне,
-- спрашивал он самого себя, нисколько, по-видимому, не сомневаясь, что я
действительно соврал ему. - Встретиться с человеком на дороге и соврать ему
без всякой нужды - это черт знает что такое! Я никак не могу понять, - с
азартом размышлял про меня мой спутник, соболезнуя как будто, что порочная
наклонность моя врать первому встречному всякую чепуху не подлежит ни
малейшему сомнению.
Я молчал, предоставив ему и время и возможность прошуметься и
освежиться утренним воздухом. И действительно, он скоро прошумелся. Голос
его, постепенно понижаясь, перешел наконец в тот немного взволнованный тон,
которым подобные горячки сыплют на вас свои извинения и раскаяния в
невольных обидах.
- Простите меня, - заговорил Теокритов прежним кротким голосом. - Я
вот всегда так. Чуть только вспомню и заговорю о своем житье-бытье, сейчас и
начну ругаться на кого ни попало. Кажется мне в это время, что все люди
виноваты против меня, потому что суждено им, счастливцам, не знать ту
жизненную сладость, которую мое происхождение присудило меня изведать.
- Я вовсе не такой счастливец, и сердиться на меня вам совсем не за
что: я нисколько не соврал вам, как вы обо мне подумали, и пахучести своей
прошлой жизни далеко еще забыть не успел.
Юноша заметно стыдился своей вспышки и рассыпался в извинениях. Я
уверял его, что в дороге тяжело и без них.
- Да нет! Как же это? - недоумевал он. - Вдруг встретиться на дороге
с человеком, навязаться к нему в товарищи и потом обругать его.
- Вы меня не обругали. Вам показалось, что я наврал вам, - и вы, как
откровенный человек, сказали прямо, что обо мне думаете. Я решительно не
вижу, что вас беспокоит. Не будем больше говорить об этом.
- Но все-таки... - протянул Теокритов, стараясь не смотреть на меня и
шибче прежнего шагая по дорожной насыпи.
Я заметил в нем сильное желание как-нибудь оправдать в моих глазах свою
горячность.
- Я вам не надоем ли, - заговорил он после некоторого молчания, --
если расскажу кое-что. Мне хочется по возможности доказать вам, что мне
почти нельзя не быть таким зверем, каким я вам показался сейчас. Право, мне
кажется, вы перестанете сердиться на меня, если выслушаете, чт я намерен
сказать вам.