"Александр Иванович Левитов. Расправа и другие рассказы " - читать интересную книгу автора

Заслышав ваши шаги, лошадь громко окликает вас своим звонким ржаньем. Собака
отзывается своему другу злостным лаем и неотразимо бросается к вам под ноги.
Только из одних собак наших и не успели еще покуда выбить их степную
злость, всегда стойко и храбро отстаивающую хозяйское добро.
Наконец красным шаром выплыло солнце. Засвистели, зачирикали и залетали
птицы, и как-то особенно медленно, совершенно не так, как в других
местностях, потянулась однообразная жизнь проезжей степной дороги.
Стая богомолок торопливо бежит мне навстречу. Высокая, страшно
загорелая старуха бодро идет впереди. Закутанная с ног до головы в грязные
тряпки, она терпеливо и без видимой усталости тащит на спине огромный
холщовый мешок, перетянутый веревкой надвое. Это, очевидно, вожачиха,
наторелая в религиозных путешествиях, сломавшая, вероятно, далекий поход к
соловецким угодникам, а может быть, даже и в Старый Иерусалим. Я готов был
биться об заклад, что в верхнем отделении ее мешка, говоря без
преувеличения, полпуда черных сухарей, запасенных дома, а в нижнем --
полпуда же песку из родной реки, взятого с богоугодною целью потрудиться и
променять его на святой песок святой Почайны и синего Днепра.
За вожачихой чернеют набивные платки вольных сельских черничек.
Слышатся неясный говор и как будто пение. Стая равняется со мной. Она
состоит примерно из пятнадцати женщин. Лица их до такой степени изморились и
обгорели, что решительно нельзя по виду определить их возрасты; но какие из
них в первый раз совершали путешествие, это можно видеть с первого взгляда.
Они едва передвигали ноги, и на молодых, искрасна-бронзовых лицах замечается
постоянное желание присесть хоть на минуту на траву, отдохнуть хоть немного.
Лицо старухи вожачихи необыкновенно сосредоточенно, даже мрачно. На нем не
видно ни малейшего следа не только страдания, но и простой усталости.
Совершенно свежий, хотя и старческий басок ее, как пчела, оглашал пустыню.
"Умереть бы желала я, - пела она, - мои милые братья, во Христе
родные сестрицы, в своих родимых местах, чтобы на мою смерть смотрели ясные
глаза внучков и детушек, а встать хочу я в светлом граде Иерусалиме...
Только, как я, грешница великая, Иерусалима божьего недостойна, навсегда
молю господа, чтоб он сподобил меня встать хоть в святом Киеве..."
Молодые голоса ее спутниц выражали такое же желание.
- Спаси бог в дороге! - проговорила мне старуха с низким поклоном.
Такими же словами и такими же поклонами приветствовали меня ее усталые
подруги.
- Далеко ли до села, родименький? - спросила необыкновенно исхудавшая
богомолка. - Душенька истомилась: пить страсть хочется.
- Много ли потрудились-то? Пить-то есть ли за что? - сердито
спрашивала вожачиха.
- Три версты, - шепнул я в утешение страдалице так, чтобы не слыхала
старуха.
А до ближнего села оставалось им верст десять. Я знал по опыту, что
такая ложь в дороге весьма благодетельна. И про жажду забудешь, как
вопьешься глазами в даль и ждешь, когда покажутся деревенские крыши.
Иду и думаю: теперь скоро становой поедет по дороге, или его писарь,
или волостной писарь, а там, когда ободняет побольше, молодая купчиха из
ближнего города тронется к сельской колдунье лечиться от порчи или узнавать
про мужа: изменщик он или нет. Потом проплетется какой-нибудь одинокий
старец, странствующий по монастырям лет двадцать кряду, весь обросший черною