"Юрий Абрамович Левин. Восславившие подвиг " - читать интересную книгу автора

мотал.
- А я, равняясь на грудь четвертого человека, то есть на твою грудь,
пожирал Его глазами. Представляешь, товарищ Сталин помахал мне рукой.
- Ну и загибаешь!
- Ей-богу, помахал. Сам видел.
Вскоре вся наша "газетная рота", узнав, что Иосиф Виссарионович
приметил именно Золотцева Гену и лично его поприветствовал с трибуны
Мавзолея, родила восторг: "Счастливчик Золотцев!".
Парад, о котором рассказываю, состоялся в Первомайский праздник сорок
первого, а 22 июня мы, дружки-газетчики, провожали на фронт первого
счастливчика - Геннадия Золотцева. Я не случайно назвал его "счастливчиком".
Мы все готовы были в первый же день отправиться на линию огня, но нас пока
Главпур РККА не звал. Только младший политрук Золотцев получил первое
предписание. И собрались мы, чтоб друга проводить, в крохотной квартирке на
Красной Пресне, где хозяйкой была молодая ткачиха с "Трехгорки" красавица
блондинка Светлана. Мы были с ней знакомы. Генка не раз говорил нам: вот
закончу ученье, получу назначение и увезу с собой в какую-либо гарнизонную
Тмутаракань свою Светланку. Но не суждено было свершиться мечте Геннадия.
Однако он, стойкий оптимист, на проводах изрек: "В Берлине свадьбу
сварганим... И очень скоро".
На Курском вокзале мы обнялись с другом, Светлана же всплакнула, а
младший политрук Золотцев, как всегда подтянутый, опоясанный новенькими
скрипучими [671] ремнями, вошел в плацкартный вагон, и поезд, отчалив от
платформы, увез его аж в Махачкалу. Там, в редакции газеты 44-й армии "На
штурм", он и нашел свой причал.
После Геннадия и мы, провожавшие его на войну, вскоре тоже покинули
Москву и оказались в действующих армиях. Моим боевым рубежом стал Ржев.
Константин Ефименко укатил под Харьков, Петр Белый - под Старую Руссу. А
Николай Бажанов очутился в Ленинграде.
Что с моими дружками произошло дальше - одному Богу ведомо. Только один
Петр Белый "достал" меня, и 10 марта 1942 года я получил от него короткое
письмецо. Оно до сих пор хранится в моем корреспондентском архиве. Петр
писал: "На днях получил письмо с Кавказа. В нем сообщили мне о гибели нашего
лучшего товарища, любимца Геннадия Золотцева. Осколок бомбы ударил в
гранату, которая висела на ремне у Гены, и он навсегда ушел от нас... Да,
Юз, нас постигло непоправимое горе. Клянусь тебе, друг, что если придется
встретиться с немцем, моя рука не дрогнет, я отомщу".
Как же такое произошло? - вопрос, на который я получил ответ через
много лет после войны. Случилось так, что я оказался в Куйбышеве. Пошел
как-то во вновь выстроенный Музей Ленина и там встретил коллегу-журналиста,
который, как и я, перед войной учился на московских курсах, Михаила
Канискина. Разговорились, и оказалось, что он служил в 44-й армии и был
сотрудником газеты "На штурм".
- Золотцева знал? - выпалил я.
Михаил примолк. Только после паузы ответил:
- На моих глазах скончался.
- Как это произошло? Где?
- О Керченско-Феодосийском десанте что-либо знаешь? - спросил Канискин.
- Кое-что...
- Так вот, слушай. Готовился этот десант в конце сорок первого. Моряки