"Юрий Абрамович Левин. Схватка (повесть) " - читать интересную книгу автора

- И правильно! - одобрил Емельян. - Утро вечера мудренее.
- Точно! Утречком пойдем в школу, недалеча - рядом с церквой. Тебе там
устроят экзамен.
- А в школу зачем?
- Резиденция обер-лейтенанта и его зондеркоманды. Увидишь...
Приготовься к испытанию, - хихикнул одноглазый.
- Готов на все! - бодро произнес Емельян и, взглянув на подбивавшего
подушку одноглазого, заметил под ней рукоятку пистолета.
- Лампу будем гасить? - спросил Емельян.
- Оставь. Я привык при огне спать, - сказал одноглазый и натянул на
себя одеяло. - И ты привыкай.
Емельян примостился на широкой лавке, стоявшей у стола, напротив
кровати одноглазого.
- Ты храпишь?
- Бывает, - вроде сонно ответил Емельян. - А ты?
- Во всю силу... Если станет невмоготу, отправляйся в сени...
- Ничего, стерплю... С дороги устал, - зевнул для вида Емельян.
Одноглазый повернулся лицом к стене, громко икнул, выругался и, вместо
того чтобы замолкнуть, вдруг заговорил:
- Ох и гульнули! Обер-лейтенант тюфяком стал. Слабак... А повод-то
какой, повод! Все партизанско-большевистское отродье подчистую скосили... В
кузне. Шестьдесят шесть большевичков под корень... И хаты их огнем
слизали... А, ты ничего не знаешь...
Последнюю фразу одноглазый пробормотал сонно. И захрапел. А Емельян и
не собирался спать. Не до сна ему было. В висках стучала одна лишь мысль:
расплатиться надо!
Наступил его святой час отмщения за все: за комсомолку Соню, за ров на
Мыслотинской горе, за костер из живых людей... Вставай, красноармеец
Усольцев, пора браться за дело святое и праведное!
Емельян поднялся и пошел прямо на одноглазого, сунул руку под подушку и
ухватился за пистолет. Вся горница, пропахшая самогонным перегаром, гудела
от храпа Федора-полицая. Емельян спокойно приставил ствол пистолета почти
вплотную к затылку одноглазого и чуть было не нажал на спусковой крючок, но
остановился: будить надо холуя, пусть своими глазами увидит свой конец,
подлюга.
- Встать! - властно прогремел Емельян. Одноглазый вздрогнул и нервно,
еще лежа, начал шарить под подушкой - нет пистолета! Бросил взгляд на
Емельяна и, увидев дуло пистолета, обмяк. Поднялся, прямо на кровати стал на
колени и, прижавшись к стенке, начал молить о пощаде:
- Браток, не тронь меня... Я заплачу... Устрою... Озолочу... За что?
- За кузню. За предательство! Сгинь, гнида!
Пуля продырявила лоб полицаю, и он плашмя свалился на постель. На
подушку хлынула кровь. Емельян быстро собрался и покинул избу.
Поречье по-прежнему пребывало во сне, а может, и вовсе не спало село,
просто, пережив такой адов день, притаилось и застыло, как застывает капля
воды, выплеснутая на мороз. Емельян шел по ночной улице и все думал о них,
поречанах, попавших, как и жители других селений, куда пришел фашист, в
такую беду, из которой есть только один выход - борьба, мщение. Ему вдруг
захотелось несбыточного - войти в эти замершие дома и, чтобы все-все
услышали, крикнуть: "Не бойтесь, люди, нет больше Гнидюка-карателя!". Но