"Стивен Д.Левитт, Стивен Дж.Дабнер. FRICONOMICS: мнение экономиста-диссидента о неожиданных связях между событиями и явлениями " - читать интересную книгу автора

происходит в солнечный день в середине июня. Он сидит за рулем потрепанного,
дребезжащего на большой скорости зеленого Chevy Cavalier с пыльными боками и
плохо закрывающимся окном.
Но сейчас машина молчит: она замерла на полуденной улочке, вдоль
которой тянутся бесконечные кирпичные дома с деревянными окнами.
Вдруг прямо по курсу появляется дряхлый бродяга. О том, что у него нет
дома, гласит табличка, которую он держит в руках. Там же написано, что ему
нужны деньги. Он одет в рваный пиджак, слишком плотный для теплого дня, и
замызганную красную бейсболку.
Экономист не бросается запирать двери автомобиля и не начинает
потихоньку продвигаться вперед. Не ищет он по карманам и лишнюю мелочь. Он
просто смотрит на попрошайку, как будто сквозь одностороннее стекло. Через
минуту бездомный проходит мимо.
"У него классные наушники, - говорит себе экономист, глядя в зеркало
заднего вида. - Пожалуй, даже лучше, чем у меня. А так, по всему остальному,
и не скажешь, что у него хорошо идут дела".
Стивен Левитт предпочитает смотреть на вещи не так, как обычные люди.
Не так даже, как обычные экономисты. Вас это может либо впечатлить, либо
разозлить, в зависимости от того, как вы относитесь к экономистам.
Журнал New York Times от 3 августа 2003 года [1]

Летом 2003 года журнал New York Times заказал писателю и журналисту
Стивену Дж. Дабнеру биографический очерк о Стивене Д. Левитте, молодом
экономисте из Университета Чикаго. Дабнер, который в то время работал над
книгой по психологии денег, ранее уже беседовал со многими экономистами и не
питал к ним особого почтения. Он считал, что большинство из этих людей
говорит по-английски так, как будто это их четвертый или пятый язык.
С Левиттом же, который только что получил медаль Джона Бейтса Кларка
(вручаемую каждые два года лучшему американскому экономисту до сорока лет),
все было наоборот. До этого у него брали интервью очень многие журналисты, и
он пришел к выводу, что их мышление не было очень уж... ясным, как говорят
экономисты.
Однако, пообщавшись с Дабнером, Левитт решил, что тот не был полным
болваном. А Дабнер, в свою очередь, обнаружил, что Левитт вовсе не был живой
логарифмической линейкой. Писатель был поражен тем, насколько интересной
может быть работа экономиста, а также умением Левитта объяснить что угодно.
Левитту не мешали даже элитные дипломы (магистра Гарварда, доктора философии
Массачусетсского технологического) и куча разных наград. К экономике он
подходил явно с неортодоксальной точки зрения. Казалось, что он смотрит на
вещи не столько как ученый, сколько как любознательный исследователь -
документалист, судебный эксперт или букмекер. При этом его интересы
простирались от спорта и юриспруденции до массовой культуры. Он открыто
признавал, что его мало интересуют денежные вопросы и проблемы, которые
приходят на ум, когда большинство людей думают об экономике. Кроме того, он
постоянно проявлял склонность к самоуничижению. "Я не так уж много знаю о
науке под названием экономика, - сказал он Дабнеру однажды, откидывая волосы
со лба. - Я не особенно силен в математике, мало знаю об эконометрии, а
также не знаток теории. Если вы спросите меня, развивается или нет чулочный
рынок, процветает или падает наша экономика, хороша или плоха дефляция, я
вам не отвечу. Я имею в виду - будет полной неправдой сказать, что я хоть