"Виктор Левашов. Кодекс бесчестия ("Кодекс чести") " - читать интересную книгу автора

Бесхитростность, с которой я воплотил в жизнь андроповско-горбачевскую
антиалкогольную программу, так восхитила банкира, что он проникся к
деятельности моего ИЧП живейшим интересом, при встречах расспрашивал о делах
и давал советы. Он не разбирался ни в строительстве, ни в деревообработке,
но зато хорошо разбирался в жизни. Что и продемонстрировал мне в первые же
минуты сегодняшней нашей встречи, когда мы поднимались в его коттедж по
широкой парадной лестнице без перил. Перила - единственное, что было не
доделано в его коттедже. На мое предложение прислать мастеров он лишь
усмехнулся и назвал цифру налога на недвижимость, которую ему придется
платить с того момента, как появятся перила и строительство дома будет
считаться завершенным. Цифра была солидная.
И тут я понял, что скажу Ольге, когда она снова начнет меня доставать
за то, что я никак не могу закончить второй этаж нашего дома.
- Все мы, Сергей, знаем о несовершенстве российских законов, - обобщил
банкир. - Но относимся к этому по-разному. Одни негодуют. Эти люди не умеют
жить. Российский бардак - явление имманентное, как российский климат. Можно,
конечно, негодовать на то, что живем мы не в Каракасе, где круглый год
температура плюс двадцать два градуса. Но это не конструктивно. Другие
извлекают из российского бардака пользу. Эти люди умеют жить. Аморально? А,
собственно, почему? Обойти закон - вовсе не значит его нарушить.
Располагайтесь, я сварю кофе.
И он скрылся в глубине дома - круглый, как колобок, на коротких ножках,
похожий на французского комика Луи де Фюнеса. Всегда веселый, всегда
доброжелательный. Человек, который умеет жить.
Через четверть часа он вернулся на веранду и поставил на низкий столик
поднос с медным кофейником и крошечными медными чашками.
- Хорошего кофе должно быть мало, - сделал он очередное обощение,
забрался с ногами в кресло-качалку и предложил:
- Рассказывайте. Я вижу, у вас есть проблемы.

Проблемы у меня были. Они заключались в том, что осточертела мне роль
надсмотрщика над работягами. Стоило отлучиться даже на пару недель, всякая
инициатива глохла, выгодные заказы уплывали к заезжим строителям - турецким
фирмам и молдаванам, и никого, кроме меня, это не волновало. Требовать
социальной справедливости - тут они мастера. Очень их возмущало, что турки
получают в этом же поселке на Осетре по шестьсот баксов в месяц, молдаване
по триста, а я даже бригадирам плачу всего по сто пятьдесят. Однажды они так
меня достали, что я дал всем полный расчет, по двести долларов бригадирам и
по сто пятьдесят остальным, чего и требовали от меня представители моего
трудового коллектива в лице Мишки Чванова, закрыл к чертовой матери ИЧП и
укатил в Эстонию отдохнуть от российской действительности. А когда вернулся,
возле крыльца моего дома собрались бабульки, развязали платочки, вынули из
них эти несчастные баксы и протянули мне. А баба Клава, знавшая меня с
пеленок, сказала:
- Возьми, Сергеич. Плати нашим мужикам сколь сможешь. Токо не обездоль,
кормилец.
И поклонилась мне в пояс.
- Вы взяли? - спросил банкир.
- Нет, конечно.
- Почему?