"Н.С.Лесков. Белый орел (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

санях, и Иван Петрович со мною - то рядом сидит, то на облучке с кучером
явится, а лицом ко мне.
Думаю: не горячка ли у меня начинается?
Приехал домой - еще хуже. Чуть лег в постель и погасил огонь, - Иван
Петрович сидит на краю кровати и даже говорит:
- Вы, - говорит, - меня ведь в самом деле сглазили, я и умер, а мне
никакой надобности не было так рано умирать. В том-то и дело!.. Меня все так
любили, и тоже матушка, и Танюша - она еще недоучена. Какое им от этого
ужасное горе!
Я позвал человека и, как это ни было неловко, велел ему лечь у себя на
ковре, но Иван Петрович не боится; куда ни оборочусь - он торчит передо
мною, да и баста.
Насилу я утра дождался и первым делом послал одного из своих чиновников
к матери покойного, чтобы отвез и как можно деликатнее передал ей триста
рублей на похороны.
Тот возвращается и привозит деньги назад: говорит - не приняли.
- Что же, - спрашиваю, - сказали?
- Сказали, что "не надо: его добрые люди похоронят". Я, значит, был на
счету злых.
А Иван-то Петрович, как только я про него вспомню, сейчас тут и есть.
В сумерки не мог оставаться спокойно: взял извозчика и сам поехал,
чтобы взглянуть на Ивана Петровича и поклониться. Это ведь в обычае, и я
думал, что никого не обеспокою. А в карман взял все, что мог, - семьсот
рублей, чтобы упросить их принять хоть для Тани.


ГГЛАВА ДЕВЯТАЯ


Видел Ивана Петровича: лежит "Белый орел" как подстреленный.
Таня тут же ходит. Такая, действительно, черномазенькая, лет
пятнадцати, в коленкоровом трауре и все покойника оправляет. По голове его
поправит и поцелует.
Какое терзание это видеть!
Попросил ее: нельзя ли мне поговорить с матерью Ивана Петровича.
Девушка отвечала: "хорошо" и пошла в другую комнату, а через минуту
отворяет дверь и приглашает взойти, но только что я вошел в комнату, где
сидела старушка, та сейчас встала и извиняется:
- Нет, простите меня, - я напрасно на себя понадеялась, я не могу вас
видеть, - и с этим ушла.
Я был не обижен и не сконфужен, а просто подавлен, и обратился к Тане:
- Ну, хоть вы, молодое существо, может быть, вы можете быть ко мне
добрее. Ведь я же, поверьте, не желал и не имел причины желать Ивану
Петровичу какого-нибудь несчастия, а тем меньше смерти.
- Верю, - уронила она. - Ему никто не мог желать ничего дурного - его
все любили.
- Поверьте, что в два-три дня, которые я его видел, и я полюбил его.
- Да, да, - сказала она. - О, эти ужасные "два-три дня" - зачем они
были? Но тетя это в горе так обошлась с вами; а мне вас жалко.
И она протянула мне обе ручки. Я взял их и сказал: