"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

отрекся от своего учения?
- Ах, нет! - воскликнул я, - в таком случае вы совершенно правы. Нельзя
допустить, чтоб ваши враги восторжествовали: они, пожалуй, скажут, что им
удалось вас вразумить, и тем подорвут вашу репутацию. Пусть лучше гибнет
народ, знать и духовенство! Пойдем же и впредь своим путем. Ведь и наши
собратья, несмотря на все их отвращение к кровопусканию, творят не больше
чудес, чем мы, и я думаю, что их лекарства вполне стоят наших.
Мы сызнова принялись за работу и так усердствовали, что не прошло и
шести недель, как мы наплодили не меньше вдов и сирот, чем их было после
осады Трои. Иной бы подумал, что в Вальядолиде свирепствует чума: столько
там было похорон! Каждый день к нам наведывался какой-нибудь отец,
требовавший отчета за залеченного до смерти сына, или дядя, упрекавший нас
в кончине племянника. Сыновья же и племянники, отцам и дядьям которых не
поздоровилось от наших лекарств, к нам не заявлялись. Мужья также
оказались весьма деликатными: они не докучали нам по поводу утраты жен.
Что же касается действительно огорченных родственников, попреки которых
нам приходилось выслушивать, то горе их порой выражалось в весьма грубых
формах. Они называли нас неучами, убийцами и вообще не стеснялись в
выражениях. Эти эпитеты весьма меня расстраивали, но доктор Санградо,
который был к ним привычен, выслушивал их с полным хладнокровием.
Возможно, что со временем я тоже свыкся бы с этими поношениями, если бы
небо, вероятно, пожелавшее избавить вальядолидских больных от одного из их
бичей, не ниспослало происшествия, внушившего мне отвращение к медицине,
которою я так безуспешно занимался. Об этом я подробно поведаю читателю,
даже рискуя тем, что он надо мной посмеется.
По соседству с нами находился "жедепом" (*43), где ежедневно собирались
городские лодыри. Там подвизался один из тех присяжных забияк, которые
сами назначают себя главарями и разрешают споры, возникающие в таких
заведениях. Он был родом из Бискайи и называл себя доном Родриго де
Мондрагон (*44). По виду ему можно было дать лет тридцать, Это был человек
среднего роста, сухой и жилистый. Помимо двух сверкающих глаз, вращавшихся
в орбитах и, казалось, угрожавших всякому, на кого они были устремлены, он
обладал сильно приплюснутым носом, который свисал над рыжими усами,
закрученными до самых висков. Речи его были так грубы и резки, что стоило
ему открыть рот, чтоб уже навести страх. Этот фанфарон сделался тираном
всего заведения: он самовластно решал споры между игроками, и тот, кто
вздумал бы воспротивиться его приговору, рисковал на следующий день
получить от него картель. Несмотря на все эти свойства сеньора Родриго,
которому самодельная приставка "дон" не мешала быть самым обыкновенным
разночинцем, он все же ухитрился поразить сердце содержательницы жедепома.
То была богатая и довольно пригожая женщина лет сорока, потерявшая мужа
месяцев за пятнадцать до этого. Не знаю, чем именно он мог ей понравиться,
но во всяком случае не красотой, а скорее чем-то таким, чего не выразить
словами. Так или иначе, но она влюбилась и вознамерилась выйти за него
замуж. Как раз в то время, когда вдова готовилась завершить это дело, она
занемогла и, на свое несчастье, стала лечиться у меня. Окажись у нее не
злокачественная лихорадка, а даже что-нибудь менее серьезное, моего
лечения было бы вполне достаточно, чтоб сделать ее болезнь опасной. Через
четыре дня я поверг в скорбь все заведение. Его содержательница
отправилась туда, куда я посылал всех своих больных, и родня захватила ее