"Михаил Юрьевич Лермонтов. Примечания к прозаическим произведениям " - читать интересную книгу автора

известно Лермонтову), то смысл предисловия становится еще более
значительным: отвечая Шевыреву, Лермонтов отвечает и Николаю I, назвавшему
его роман "жалкой книгой, обнаруживающей испорченность автора".
Начало предисловия содержит очень важные указания на то, что публика не
пеняла общественной иронии, заложенной в романе: "Наша публика так еще
молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит
нравоучения". Лермонтов жалуется на "несчастную доверчивость некоторых
читателей и даже журналов к буквальному значению слов". Это явный намек на
то, что в романе есть второй, не высказанный прямо смысл - трагедия целого
поколения, обреченного на бездействие. Именно так понял эти слова Белинский,
когда, процитировав целиком все предисловие (как лучший пример того, что
значит "иметь слог"), прибавил: "Какая сжатость, краткость и, вместе с тем
многозначительность! Читая строки, читаешь и между строками; понимая ясно
все сказанное автором, понимаешь еще и то, чего он не хотел говорить,
опасаясь быть многоречивым" (Белинский, ИАН, т. 5, 1954, стр. 455).

Бэла

В "Бэле" осуществлено своеобразное сочетание двух жанров: путевого
очерка и авантюрной новеллы. Повесть является составной частью "путевых
записок" жанра совершенно реалистического и не требующего никакой фабулы.
Построение и движение сюжета оказываются естественным результатом самого
процесса рассказывания, а остановки и перерывы в этом рассказывании,
заполненные описаниями дороги, мотивированы жанром. Белинский писал об этой
особенности рассказа, заново решавшей проблему композиции: "Обратите еще
внимание на эту естественность рассказа, так свободно развивающегося, без
всяких натяжек, так плавно текущего собственною силою, без помощи
автора" (Белинский, ИАН, т. 4, 1954, стр. 220). Автор заменен рассказчиком,
который превращен из условного персонажа (как это делалось обычно) в
совершенно реальный образ, насыщенный конкретными чертами и явно
противопоставленный герою самого рассказа. Это - вторая особенность,
отличающая "Бэлу" от прежних романтических новелл. Заключительными строками
рассказа Лермонтов подчеркивает принципиальную важность для него фигуры
Максима Максимыча как совершенно реального персонажа. Белинский называет
Максима Максимыча "типом старого кавказского служаки" и говорит о нем: "Это
тип чисто русский,
который художественным достоинством создания напоминает оригинальнейшие
из характеров в романах Вальтер-Скотта и Купера, но который по своей
новости, самобытности и чисто русскому духу не походит ни на один из них"
(Белинский, ИАН, т. 4, 1954, стр. 205). Этот тип достиг завершения и
обобщения в очерке Лермонтова "Кавказец" 1841 года.
Казбич - совершенно реальное историческое лицо: вождь шапсугов,
руководивший ими в борьбе с русскими войсками (см. очерк Н. О. Лернера:
Оригинал одного из героев Лермонтова. "Нива", 1913, № 37, стр. 731, с
ссылкой на записки М. Ольшевского "Кавказ с 1841 по 1866 г.", напечатанные в
"Русск. старине", 1885, июнь, стр. 173).

Максим Максимыч

Основное назначение этого очерка - быть связующим звеном между "Бэлой"