"Михаил Юрьевич Лермонтов. Странный человек" - читать интересную книгу автора

первые годы моего младенчества, ее имя вместе с вашим было первою моею
речью, ее ласки облегчали мои первые болезни... и теперь, когда она в
нищете, приехала сюда, мог ли я не упасть к ее ногам... Батюшка! она хочет
вас видеть... я умоляю... если мое счастье для вас что-нибудь значит... Одна
ее чистая слеза смоет черное подозрение с вашего сердца и удалит
предрассудки!..
Павел Григ"орич·. Слушай, дерзкий! я на нее не сердит; но не хочу, не
должен более с нею видеться! Что скажут в свете?..
Владимир(кусая губы). Что скажут в свете!..
Павел Григ"орич·. И ты очень дурно сделал, сын мой, что не сказал мне,
когда поехал к Анне Дмитревне; я бы дал тебе препорученье...
Владимир. Которое бы убило последнюю ее надежду? Не так ли?..
Павел Григ"орич·. Да, да! Она еще недовольно наказана... эта сирена,
эта скверная женщина...
Владимир. Она моя мать.
Павел Григ"орич·. Если опять ее увидишь, то посоветуй ей не являться ко
мне и не стараться выпросить прощенья, чтобы мне и ей не было еще стыднее
встретиться, чем было расставаться.
Владимир. Отец мой! Я не сотворен для таких препоручений.
Павел Григ"орич·(с холодной улыбкой). Довольно об этом. Кто из нас прав
или виноват, не тебе судить. Через час приходи ко мне в кабинет: там я тебе
покажу недавно присланные бумаги, которые касаются до тебя... Также тебе дам
я прочитать письмо от графа, насчет определения в службу. И еще прошу тебя
не говорить мне больше ничего о своей матери - я прошу, когда могу
приказывать! (Уходит.) (Владимир долго смотрит ему вслед.)
Владимир. Как рад он, что имеет право мне приказывать! Боже! Никогда
тебе не докучал я лишними мольбами; теперь прошу: прекрати эту распрю!
Смешны для меня люди! Ссорятся из пустяков и отлагают час примиренья, как
будто это вещь, которую всегда успеют сделать! Нет, вижу, должно быть
жестоким, чтобы жить с людьми; они думают, что я создан для удовлетворенья
их прихотей, что я средство для достижения их глупых целей! Никто меня не
понимает, никто не умеет обходиться с этим сердцем, которое полно любовью и
принуждено расточать ее напрасно!..
(Входит Белинский, разряженный.)
Белинский. А! здравствуй, Арбенин... здравствуй, любезный друг! что так
задумчив? Для чего тому считать звезды, кто может считать звонкую монету?
Погляди на меня; бьюсь об заклад, я отгадал, об чем ты думал.
Владимир. Руку! (Жмет ему руку.)
Белинский. Ты думал о том, как заставить женщину любить или заставить
ее признаться в том, что она притворялась. То и другое очень мудрено, однако
я скорей возьмусь сделать первое, нежели последнее, потому что...
Владимир. О чем ты болтаешь тут?
Белинский. О чем? Он поглупел или оглох! Я говорил о царе Соломоне,
который воспевал умеренность и советовал поститься, а сам был не из
последних скоромников... ха! ха! ха!.. Ты верно ждал, чтоб твоя любезная
прилетела к тебе на крылиях зефира... нет, потрудись-ка сам слетать. Друг
мой! кто разберет женщин? В минуту, когда ты думаешь...
Владимир(прерывает его). Где был ты вчера?
Белинский. На музыкальном вечере, так сказать. Дети делали отцу сюрприз
по случаю его именин; они играли на разных инструментах, и для них и для