"Иван Лепин. На долгую память" - читать интересную книгу автора

Проехали мимо перевернувшегося молоковоза - лежал он на обочине
колесами кверху. Гриднев сказал:
- Садят пацанов, понимаешь, за руль, а молоковоз - машина капризная.
Особенно - если неполная цистерна. При повороте или торможении молоко
плещется, заносит машину в сторону. Ага. Вот и здесь так было...
Ехали дальше. Справа - в синей дымке - горы, горы. Не до неба, не
островерхие, а волнообразные и не очень высокие. Поэтому горизонт казался
далеким-далеким.
Шелковисто переливался по ветру степной ковыль.
А слева от дороги - поля. Пшеница больше, подсолнечник - наверное, на
силос.
Показалась деревня. На окраине ее бродили две тощие свиньи.
- Урляды, - пояснил Гриднев. - Только тут эту собачью породу разводят.
Настоящая свинья в закуте должна быть, а в Урлядах свиньи, как дворняги,
ходят. Ага. В Карагайке их бы давно доловили и съели, а тут не трогают. Ага.
Вон видите крайнюю избу? - указал Гриднев пальцем на небольшую, с
покосившимися окнами избенку. - Старуха там одна живет. Ага. Зимой, в
феврале, было у меня там дело: пропало пять старухиных гусей. Прибыл я,
осмотрел - никаких следов. Стал расспрашивать. Оказалось, старухин сосед
видел, как проезжий шофер тех гусей в кузов бросал. И номер приметил. Ага. Я
в Магнитогорск - тамошняя машина оказалась. Захожу в автобазу, говорю
директору: "На такой-то машине кто ездит?" - "Валерий Петрович Кравцов, -
говорит, - наш передовик". - "Так вот, он - вор!" - "Не верю!" Ага, не
верит. Зови, говорю, тогда этого Кравцова. Позвали. Холеный такой оказался,
с нахальцой. Поздоровался небрежно, а сам ворчит: зачем, мол, от работы
отрываете, я как раз масло меняю. Я моргаю директору: оставь-де нас один на
один. Он понял и - вроде бы по делам - вышел. Ага. Я тогда этому Кравцову
прямо так и брякаю: "Вот что. Или ты при мне сегодня же заплатишь старухе по
пятнадцать рублей за гуся, или я возбуждаю уголовное дело". Он -
круть-верть, однако пытается улизнуть: "Ни о каких гусях слыхом не слыхал".
Я напираю: "Где такого-то числа был?" - "В Челябинск ездил". - "А если
путевой лист посмотрим?" - "Может, - продолжает отпираться, - и спутал
число..." - "То-то, - говорю. - Принимаешь условия? Старуха просила не
сажать, я - за уголовное дело. Тем более что свидетели есть, как ты гусям
головы откручивал. Бесстыжий, - рассвирепел я, - нашел кого обижать -
одинокую старуху! Да и какое в феврале гусиное мясо? Мослы одни! Давай, -
говорю, - заказывай такси и едем в Урляды". Ага. Кравцов этот напористости
моей не выдержал. Опустил, вижу, голову, сдрейфил. "Зачем, - спрашиваю, -
хоть гусятина тебе понадобилась?" - "На день рождения дочери", - гундосит.
Ага. Через полчаса мы уже катили на такси. Деньги этот Кравцов старухе вез
и - можете себе представить? - восемь килограммов колбасы. Ага. Ну, при мне
расчет он произвел, как я и сказал: по пятнадцать рублей. Это и по суду так.
Старуха обрадовалась, стала, дуреха, молиться, чтобы и остальных трех гусей
у нее украли. А того не знает, что Гриднев целый день из-за нее потерял...
- Колбаску-то пробовали? - шутливо спросил Захар Николаевич.
- Не, я уехал... Я не остался - нельзя мне. Ага...
Сказал он это таким неуверенным голосом, что нетрудно было догадаться:
попробовал Гриднев колбаски, попробовал.
Впереди показался высокий квадратный столб. Сверху вниз - огромные
белые буквы: "Совхоз "Карагайский"".