"Иван Лепин. Уроки " - читать интересную книгу автора

Островского, местная писательская организация единодушно приняла его в члены
СП.
А вот на заседании приемной комиссии при Союзе писателей РСФСР,
рассказывал Дмитрий Михайлович, дело осложнилось. "Нельзя принимать в Союз
писателей по этой тоненькой книжке", - возразил один рецензент. Другой его
поддержал: "К тому же автор далеко не молод, вряд ли издаст вторую".
- И тут я не выдержал, взъярился, - вспоминал потом эту баталию
Ковалев. - С каких пор мы стали измерять качество литературы количеством? В
этой книге все - жизнь, в ней - судьба человека и поколения. Послушайте:

Забыть нельзя разорванное небо,
Друзей своих - могильные холмы
И каравай простреленного хлеба
В хозяйственных ладонях старшины...

Или вот это:

Не вечно быть войне. Солдаты
Чехлом закроют пушкам рты.
А кровь и смерть - в скупые даты,
На пожелтевшие листы...
И пусть сотрется пыль походов,
Изгладит память пыль свинца,
Но никогда солдатам годы
Не разминируют сердца.

Так высоко и просто сказать может только поэт. Пусть стихи его не
всегда до блеска отшлифованы, но в них есть то главное, без чего любая
гладкопись мертва. В них есть душа... Члены приемной комиссии, не знакомые с
книжкой, просили меня читать еще и еще, и я читал, не уставая. Разве можно
устать от настоящих стихов? К тому же я видел светящиеся от удивления глаза
товарищей. Ведь подлинная поэзия - всегда удивление. А тут мы имели дело с
таковой.
Мамонтова приняли в Союз писателей. Были у него впоследствии и новые
книги.
Дмитрий Михайлович в своем "подзащитном" не ошибся.

До сих пор в моих ушах стоит пронзительное, непрерывное дребезжание
звонка среди глубокой ночи.
Я вскочил с кровати, как ошпаренный. Растерянно ища тапочки, повторял:
"Слышу, слышу, минуточку", - но там, за дверью (я, естественно, не ведал,
кто там был), не отпускали кнопку, и звонок продолжал визжать, как живой,
громче обычного, будто хотел освободиться от удерживающих его шурупов.
Я поспешно открыл дверь и увидел средних лет женщину; рука ее
по-прежнему давила на кнопку.
- Извините, вам телеграмма. - Протянула бумажку и тоненькую шариковую
ручку. - Распишитесь. - Я взял бумажку, чтобы расписаться в ней, и никак не
мог найти нужную строчку.
Женщина ткнула пальцем в синюю галочку:
- Вот здесь. Пишите: "Два часа тридцать минут..." Число - шестое марта.