"Д.М.Леонова. Воспоминания артистки императорских театров " - читать интересную книгу автора

написала прошение, выставляя в заголовке слова "ваше превосходительство", не
означая имени, не зная сама кому еще придется подавать его. Переночевав у
нас, утром повезла она меня к известному в то время генералу Дубельту,
которого и сама не знала, но которому, как ей было известно, театральное
дело было близко: он покровительствовал многим начинавшим свою деятельность
талантам. Его-то она имела в виду, чтобы посоветоваться, как устроить это
дело. Но мы его не застали дома. Тогда она сказала мне: "Так как в прошении
не обозначено на чье оно имя, то и подадим его прямо директору театров,
Гедеонову".
Приезжаем. Нас просят подождать в канцелярии. Несколько времени спустя,
выходит из кабинета директор. Хмурый вид его, суровость взгляда, произвели
на меня такой страх, что, не будь со мной Агафьи Тихоновны, я бы, кажется,
непременно убежала. В сущности же, как узнала я впоследствии, директор был
очень добрый человек... Подали ему прошение.
Прочитав, он сказал: "У нас и своих очень много, принять не могу". Мне
сделалось еще страшнее и я думала только, как бы уйти. Но моя Агафья
Тихоновна опять-таки нашлась. "У нее голос очень хорош", - сказала она. На,
это он отвечал: "Это дело другого рода. Если у нее голос, то голоса нам
нужны. Сейчас дам вам бумагу. Поезжайте с ней в Большой театр к Каусу. Он
попробует голос и напишет мне отношение". Получив бумагу, мы тотчас же
отправились в Большой театр. Нас ввели в залу, где как раз шли репетиции
хорам. Увидав хористок, одетых на мой взгляд нарядно, я была ужасно
сконфужена своим туалетом. Они кидали на меня взоры пренебрежения, думая,
вероятно, что я новая хористка. Хотя мне было всего четырнадцать лет, я была
очень развита и казалась взрослою.
Каус, режиссер Большого театра, попробовав мой голос, написал, что слух
великолепный, голос есть, но что нот не знает совершенно. С бумагой этой мы
поехали обратно к Гедеонову, который, прочтя ее, позвал директора школы
Обера и велел принять меня в класс первоначального обучения нот к Быстрову,
учителю пения. Приказано было, чтобы поторопились моим приготовлением.
Я была вольно-приходящей. Это было осенью 1849 года. Быстров, исполняя
приказание директора, поторопиться моим приготовлением и желая выслужиться,
особенно прилежно занимался со мною, так что к марту 1850 года я пела уже на
сцене школьного театра арию из оперы Роберт - "Сжалься!" Диапазон моего
голоса был так обширен, что учитель, не поняв его, заставлял меня петь
сопрано, тогда как впоследствии оказалось, что у меня контральто.
К этому времени относится событие, которое в значительной степени
подействовало на душевное мое состояние и окончательно решило мою
будущность.
Вскоре после появления моего на школьном театре, был на Царицыном лугу
парад. Знакомые наши дали нам в окне Павловских казарм два места. Матушка и
я отправились смотреть парад. По окончании его, когда мы собирались домой,
представили нам одного молодого человека, который предложил нам свои услуги,
чтобы проводить нас, так как экипажа у нас не было. Когда дошли мы до дому,
то за такую любезность матушка сочла своею обязанностью пригласить его к
нам, тем более, что расстояние от Царицына Луга до нашей квартиры на
Петербургской стороне было неблизкое. Молодой человек заинтересовался мной,
стал у нас бывать и, несколько времени спустя, сделал мне предложение,
предполагая, что мне было лет 17. Когда матушка объяснила ему, что мне всего
только 15 лет, он