"К.Н.Леонтьев. Сутки в ауле Биюк-Дорте " - читать интересную книгу автора

августе. Однажды, часов в девять вечера, вступили в Биюк-Дортэ густыми
колоннами ополченцы. Люди других команд, кто был свободен, бежали смотреть.
Скомандовав вольно своим взводам, офицеры составили кружок и беседовали,
пока дружина шумно собиралась варить себе ужин.

- Эй, Никитка! - закричал один дородный поручик. - подай-ка балыку
сюда, да сыру... ковер возьми с повозки, расстели вот тут... Да и водки не
забудь.

- Ишь, - заметил другой, - водку на самый конец... А она у него первая
на уме... Вот что значит нечистая совесть... Погоди - вот я жене сообщу по
почте о твоем поведении: будет тебе в Ефремовке, как вернемся!

- Ах, полно, ради Христа, говорить про жену! - вздохнувши, сказал
толстяк. - Тебе, конечно, смешно, а я о сю пору в себя не приду, на чьих
руках она останется... Если, чего Боже упаси!.. Ведь здесь не Ефремовка!..
Знаешь, неприятель не за горами.

- Вот что правда, то правда: это не Ефремовка ваша, Осип Григорьич! -
воскликнул, пожимаясь от холода и усталости, худощавый и курносый юноша в
чорном бурнусе. То ли дело-то у вас бы: теперь самовар на столе... булки
свежие, масло... жинка молодая... постель мягкая...

- Полно, полно! - перебил еще кто-то, - нельзя ли без поэзии! Он и то
болен, а ты его дразнишь, право... Человек, разве не видишь, обременен
семейством и преждевременной тучностью?

Все захохотали.

Постлали ковер поближе к костру, над которым висел котел, и офицеры
расположились закусывать, когда к ним подошел еще один товарищ, закутанный в
теплую шинель. Ему предложили закусить, но он отказался и, отошел от кучки
так же равнодушно, как и подошел, отправился по берегу оврага, сам не зная
зачем.

Кто ж был этот задумчивый ополченец? Спешу сказать, что он был молодой
человек и человек честный; без этого ведь он не будет иметь права ни
мечтать, ни грустить по родине. Вкус ныньче стал недоверчив, и когда нам
представляется Рославлев, Леонид или другой задумчивый воитель, давнишний
идеал, мы все, и даже самые независимые из нас, сейчас же спрашиваем себя:
"Да; а каков он был с деньщиком своим, этот худощавый брюнет? не бил ли он
по зубам его за то, что погончики и петлички были не в порядке, когда ему
нужно было говорить графине речи, полные пламенной патриотической грусти?
Хорошо ли кормил он свою роту?" и т. п. Муратова изобразить, признаюсь,
нелегко... Сказать, что он был белокур, высок ростом и немного флегматичен,
сказать, что он был добр и мыслил на досуге... Мало ли, кажется, таких
людей! Нельзя ему было и не быть честным: имел он душ восемьсот и женился по
любви. Деревня у него была отличная, на порядочной реке. По ту сторону
стояла славная белая церковь (на иконостас ее отец-покойник положил немало
забот и денег). Издали, среди сплошного леса, давно обращенного в парк,