"К.Н.Леонтьев. Исповедь мужа (Ай-Бурун)" - читать интересную книгу автора

кругом как бы иным, высшим смыслом...
Останемся!

2-го марта 1855.
Что за зиму мы провели здесь с Лизой! У нас здесь мир и еще безлюднее
прежнего. Из прекрасных экономии уехали последние помещики; зайдешь или
заедешь в которую-нибудь - ни души! Для кого эти столпообразные скалы
Орианды (самые прекрасные из всех здешних скал)? Для кого бурый исполин
Аю-Даг с начала веков купает свою медвежью голову в море? Эти сады
террасами, с растеньями всех стран и дивными домиками, разноцветными в
разноцветной зелени? С непостижимым чувством смотришь вечером с высот на
огонек, мерцающий далеко в русском окне.
На плоских вершинах гор сходит снег.
В верхних сосновых лесах и пониже, в орешниках и рощах, которые лепятся
по склонам - все уже в цвету.
Цветут нежные орхидеи; фиалки уже кончились. Недавно ходили мы вдвоем с
Лизой в рощи собирать фиалки для белья. Боже мой, вблизи ни звука, ни
голоса... Все распускается, все душисто, а севастопольская пушка ревет вдали
и день, и ночь!.. Лиза говорит: "ах! если б туда!" Всякий раз, как грянет
знакомый гром, она бледнеет и краснеет, а глаза искрятся... какие
разнообразные силы сокрыты в ее душе!

3-го апреля.
И у нас показались признаки войны. Заезжали донские казаки со стороны
Ялты. Со стороны Балаклавы показываются иногда неприятели. Французы сходили
в Алупку, но ничего не испортили. Было человек десять и в трех верстах от
нас. Вообще они ведут себя хорошо, и солдаты и офицеры. Однако прекрасный
мраморный дом соседа Ш. сгорел, и церковь его ограбили; один русский
работник заболел от страха и недавно умер; мимо него промчался французский
кавалерист: на голове один свадебный венец из церкви, а в руке другой. Я
думаю, француз вообразил себе, что это какие-нибудь "couronnes ducales!"
Говорят, что они нашлись в погребе Ш-ва; другие обвиняют татар, которые
поселены на земле Ш. Мне трудно поверить, что это сделали французы; это на
них не похоже. Однако на одной из обгорелых стен написано: "Le 47 de ligne a
passe par la! Adieu messieurs les russes!" По дороге вокруг дома валяются
пружины из диванов и кресел. Погибла картина Айвазовского "Вид Керчи в
пасмурный день".
Может быть, вино и в самом деле довело их до поступка, который не в
нравах их честной армии.
Хорошо, что мы остались, хотя иногда и страшно за Лизу.
Да! между прочим, за ней ухаживает казацкий юнкер, который приезжает
иногда сюда. Красивый и лихой казачок двадцати пяти лет; говорит
высокопарно. "Когда б, - говорит, - вы посмотрели наш народ на тихом Дону!
Народ чистый, уродливый! А дончиха в Новочеркасске идет - так ее ветром
колышет; словно пташка на древе!"
Лизу он занимает; она ездит с ним верхом, крутит ему папиросы, поет ему
"Колыбельную песню" Лермонтова, ходит с ним под руку. Раз надела его папаху
и шашку, подтянулась поясом, стала перед нами и ударила себя молодецки
кулаком в грудь: "Каков казак?" Юнкер с радости захлопал в ладоши. Неужели
она в него влюбится?