"К.Н.Леонтьев. Хризо" - читать интересную книгу автора

здоровье короля Георгия, ты удивишься и скажешь: "где ж фанатизм? Где ж
источник жалоб и восстаний?"
Да, мой друг, я вернулся на родину в минуту успокоения страстей. Но вот
предо мной в глуши долин стоят разоренные деревни и развалины церквей, еще
не обновленные со времени того кровавого погрома, когда бездушный Меттерних
оторвал нас от свободных братьев. Не все турки, друг мой, похожи на
Рустем-эффенди; поверь, искра злобы гнездится и здесь... Вот пред тобой
престарелая гречанка, на лице ее, еще хранящем следы красоты, видны глубокие
шрамы. Турки привязали ее мужа когда-то к столбу, а ее обесчестили и
изрезали ей щеки, чтобы никто уже не любовался ею! Вот камень в горном
ущельи; на нем выбито семь крестов: здесь когда-то убиты семь монахов за то,
что не успели скоро дать дорогу бею.
Ужасная память еще не вымерла в сердцах!
Конечно, Розенцвейг, вздыхая, говорит: "Ужасно! Но ужаснее ужасного
бездушная пошлость! Завоевание есть зло, и турки - варвары, бесспорно; но
благодаря их кровавому игу, воздух критской жизни полон высшего лиризма.
Счастье горца-грека в цветущей семье не есть жалкое счастие голландского
купца, а лишь благородный отдых юного подвижника!"
Больная мысль больного человека! но в иную минуту и я задумываюсь над
ней с странным для меня самого удовольствием.
Вот тебе и этнография, мой строгий друг! Теперь прощай надолго: после
такого письма, я думаю, можно и примолкнуть.
Твой H-с.
20-го мая.

Май здесь хуже вашего, становится слишком жарко. Что тебе сказать
нового? Розенцвейгу лучше; он перестает почти вовсе кашлять. Остальное все
то же. Отец мой с утра уезжает на муле в город и торгует в лавке. Мать шьет
понемногу приданое для сестры. Сестра ей помогает. Братья тоже заняты:
старший с отцом в лавке, а меньшой ходит в город, в училище. Все они
заняты...
А я начинаю скучать. Без дела быть долго нельзя. А здесь одно дело -
восстание. Как бы ни был хорош и способен народ, что может он сделать, когда
он прикован к гниющему цареградскому трупу!
Что я предприму? Служить туркам? Быть может, и этим путем можно сделать
многое для родины, но мне приятнее, чтобы мои руки были чисты. Уехать в
Афины?
Афины и без того полны людей, чающих движения воды. Свободная Греция -
это малое паровое судно, переполненное парами! Торговать здесь? На это и без
меня столько охотников между греками. Торговый дух - это и сила и слабость
греков. Думал я стать учителем. Но где? В горы уйти, в даль и глушь?
Сознаюсь тебе, нет еще сил, я слишком еще жить хочу...
Здесь в Халеппе можно бы учить детей, не удаляясь от семьи, от
Розенцвейга, от вашего консульства, где я провожу такие веселые вечера, где
часто, внимая южной буре, от которой рвутся окна вон из рам, мы говорили о
северных снегах, о Невском, о Кремле... Здесь и она всегда будет близко,
хоть изредка да увижу ее и зимой. Но посуди сам, могу ли я действовать
лукаво против нашего старика учителя Стефанаки, который язык знает еще лучше
меня, а кроме языка и других первоначальных познаний что нужно для здешних
людей?.. И бедный Стефанаки такой добрый и честный, и почтенный, и забавный,