"К.Н.Леонтьев. О всемирной любви " - читать интересную книгу автора

несчастная дочь Мармеладова (торговавшая собою по нужде); но и она читала только
Евангелие... В этом еще мало православного - Евангелие может читать и молодая
англичанка, находящаяся в таком же положении, как и Соня Мармеладова. Чтобы быть
православным, необходимо Евангелие читать сквозь стекла святоотеческого учения;
а иначе из самого Священного Писания можно извлечь и скопчество, и лютеранство,
и молоканство и другие лжеучения, которых так много и которые все сами себя
выводят прямо из Евангелия (или вообще из Библии). Заметим еще одну подробность:
эта молодая девушка (Мармеладова) как-то молебнов не служит, духовников и
монахов для совета не ищет; к чудотворным иконам и мощам не прикладывается;
отслужила только панихиду по отце. Тогда как в действительной жизни подобная
женщина непременно все бы это сделала, если бы только в ней проснулось живое
религиозное чувство... И в самом Петербурге, и поблизости все это можно ведь
найти... И вероятнее даже, что жития св. Феодоры, св. Марии Египетской, Таисии
и
преподобной Аглаиды[27][27] были бы в ее руках гораздо чаще Евангелия. Видно из
этого, что г. Достоевский в то врем я, когда писал "Преступление и наказание",
очень мало о настоящем (то есть о церковном) христианстве думал. В "Бесах"
немного получше. Является перед читателем на площади икона, чтимая
"народом"[28][28]. Автор видимо негодует на нигилистов, позволивших себе
оскорбить эту народную святыню,- и только. Из высшего или из образованного круга
русских действующих лиц многие и много говорят о Боге, о Христе ("о Нем"),-
говорят хорошо, красноречиво, пламенно, с большою искренностью, но все-таки не
совсем православно, не святоотечески, не по-церковному... Все эти речи с точки
зрения религиозной не что иное, как прекрасное, благоухающее "млеко", в высшей
степени полезное для начала тому, кто вовсе забыл думать о Боге и Христе; но
только "начало пути", только "млеко", а твердую и настоящую пищу православного
христианства человек познает тогда, когда начнет с трепетным и до сердечного,
так сказать, своекорыстия живым интересом читать Иоанна Златоуста[29][29],
Филарета Московского, жития святых, Варсонофия Великого[30][30], Иоанна
Лественника[31][31], переписку оптинских наставников, Макария и Антония, с их
духовными детьми, мирянами и монахами[32][32].
Правда, эпиграфом к роману "Бесы" выбран евангельский рассказ об исцелении
бесноватого, который, исцелившись, сел у ног Христа, а бесы, бывшие в нем, вошли
в свиней, кинувшихся в море...[33][33] "Бесноватый" олицетворяет в этом случае
у г. Достоевского Россию, которая тогда исцелится от всех недугов своих, лично
нравственных и общественных, когда станет более христианскою по духу своему
нацией (разумеется, в лице своих образованных представителей). Но и это весьма
неясно... Какое христианство: общеевангельское какое- то или в самом деле
православное, с верой в икону Иверской Божией Матери, в мощи св. Сергия[34][34],
в проповеди Тихона Задонского[35][35] и Филарета[v][v], в прозорливость и святую
жизнь некоторых и ныне живущих монахов?..
Какое же именно христианство спасет будущую Россию: первое,
неопределенно-евангельское, которое непременно будет искать форм,- или второе,
с
определенными формами, всем, хотя с виду (если не по внутреннему смыслу),
знакомыми?..
На это мы в "Бесах" не найдем и тени ответа!
"Братья Карамазовы" уже гораздо ближе к делу. Видно, что автор сам шел хотя и
несколько медленно, но все-таки по довольно правильному пути. Он приближался все
больше и больше к Церкви.