"Леонид Леонов. Нашествие (Пьеса)" - читать интересную книгу автора

Д е м и д ь е в н а. Не трожь, дай ей руки-то чем-нибудь занять.

А н н а  Н и к о л а е в н а  торопится убежать. Губы ее закушены.

О л ь г а. Кажется, любовь к женщине, в которую ты стрелял, поглотила
все в тебе, Федор. Даже нежность к матери. Ведь ты бы мог и помягче с нею.
Она хорошая у нас. Она консерваторию для нас с тобой бросила, а какую ей
карьеру пророчили!
Ф е д о р. Неловко мне, не понимаешь? Три дня по улицам шлялся,
боялся войти, только бы этого... надгробного рыдания не слышать. (Обходит
комнату, с любопытством трогая знакомые вещи.) Все то же, на тех же
местах... Узнаю... (Открыл пианино, тронул клавишу.) Мать еще играет?
О л ь г а. Редко. Ты даже не написал ей ни разу. Стыдился?
Ф е д о р. Нет, так. Занят был. (Взглянул на портрет; на мгновенье
поза его совпадает с позой мальчика на портрете.) Все мы бываем ребенками,
и вот что из ребенков получается. (Не оглядываясь, няньке, через плечо.)
Ты чего, старая, уставилась? Даже в спине загорелось.
Д е м и д ь е в н а. Любуюсь, Феденька. Больно хорош ты стал!
О л ь г а. Срок твой кончился? Ты, значит, вчистую вышел?
Ф е д о р. Нет, я не беглый... не бойся, не подведу.
О л ь г а (обиженно). Ты зря понял меня так. Посиди с ним,
Демидьевна, я пойду маме помочь. (Уходит, опустив голову.)
Д е м и д ь е в н а. Ну, всех разогнал. Теперча, видать, мой черед.
Давай поиграемся, расправь жилочки-то...

Робея перед ней, Федор одергивает слишком короткие ему рукава пиджака.

Похвастайся няньке, как ты бабенку зашиб за то, что красоты такой не
оценила.

Он быстро и зло взглянул на нее.

Глазом-то не замахивайся. Береги силу. Скоро папаша придут.
Ф е д о р. Ладно, нянька, ладно. Уймись.
Д е м и д ь е в н а. Уж тайком-то и богу намекала, прибрал бы тебя от
греха, скорбного да бесталанного... ан нет! (Сурово усмехнувшись.) И ведь
что: в ту пору ж пальто семисезонное племяннику обыденкой у бога вымолила.
А про тебя не дошла до уха божия моя молитва.

Федор слушает стоя, упершись в письмо на столе. Бумага хрустит под его
ладонью.

Люди жизни не щадят, с горем бьются. А ты все в сердце свое черствое
глядишь. Что делать-то собрался?
Ф е д о р (глядя в пол). Не знаю. Жить по-старому я больше не могу.
Д е м и д ь е в н а. Совесть заговорила... аль шея еще болит?
Ф е д о р (сдаваясь). Не надо, нянька. Продрог я от жизни моей.
Д е м и д ь е в н а. То-то, продрог. Тебе бы, горький ты мой, самую
какую ни есть шинелишку солдатскую. Она шибче тысячных бобров греет. Да в
самый огонь-то с головой, по маковку!