"Владимир Ленский. Прозрачный старик и слепая девушка ("Эльфийская кровь" #1) " - читать интересную книгу автора

удирал из Изиохона в лес, ловить птиц и единоборствовать с кабанами. Лес
этот стоял как бы на сломе двух миров, человечьего и эльфийского. Учитель,
приставленный к княжеским (тогда еще - княжеским) отпрыскам, говорил
Мэлгвину (а Гион подслушивал, возясь под столом с деревянными тележками да
кожаными лошадками, набитыми тряпьем): будто бы Эльсион Лакар бессмертны,
будто они любопытны и более сходны со зверьем, нежели с людьми. Ибо
человеку, чтобы оставаться величественным, надлежит помнить о множестве
условностей и создавать трудности самому себе; но Эльсион Лакар не таковы.
Их величие - в их натуре, и они ведут себя как дети и как олени, но сами при
этом могущественны и прекрасны, точно ангелы.
Откуда на краю оседлых земель вдруг появился лес? Кто насадил эти
высокие деревья с ровными медными стволами? Почему они здесь стоят? Ни одной
причины их появления нельзя назвать, если не знать о существовании и
близости Эльсион Лакар.
Ибо этот лес растет сразу в двух мирах, и в эльфийском мире - в большей
степени. Там его корни, оттуда берет он и влагу, и питательные вещества; вот
почему эти деревья так прекрасны и не зависят от капризов погоды: в самую
страшную засуху они красивы и зелены. Несколько раз кочевники пытались
захватить это место, вырубить деревья и учинить на их месте пастбище для
своих коров и лошадей - коль скоро земля там так хороша; но ни один топор не
смог и царапины оставить на медном стволе.
Никто не знал этот лес так хорошо, как Гион, когда младший брат подрос,
а старший сделался королем. И пока Мэлгвин воевал и договаривался с
побежденными о вечной дружбе, Гион бродил по лесу и рассматривал камни, то и
дело попадавшиеся среди светлого влажного мха. Часть из них была выложена
совершенно особенным образом, и постепенно мальчик научился выхватывать
глазом целые куски лабиринтов. Он ходил вдоль извилистых линий, не решаясь
войти внутрь, и узоры запечатлевались в его сердце, так что впоследствии он
мог начертить любой даже с закрытыми глазами.
Как и многие молодые люди в Королевстве, Гион умел и любил вышивать.
Это занятие считалось вполне приличным для мужчин, и ему обучали не только
девочек. Правда, у короля не было времени заниматься такими глупостями, а
вот его младший брат часами мог "рисовать иглой" - так называлось это
искусство.
Иногда среди узоров на его работах мелькали обрывки эльфийского
лабиринта. Однако он ни разу не осмелился изобразить лабиринт целиком.
О чем Гион совершенно не знал, так это о своей красоте, потому что ни в
Изиохоне, ни во всем юном государстве Мэлгвина не было тогда зеркал. Точнее,
имелись какие-то медные плошки, худо отполированные и едва справляющиеся с
обязанностью отражать хозяйкину прическу; но что до лиц - во всей их
прелести или в их полном безобразии, - то отражались они лишь в глазах
собеседника, в блестящей, черной глубине зрачков, то любящих и восхищенных,
то холодных и негодующих.
Но никто в Изиохоне не любил Гиона настолько, чтобы он разглядел в
чужом взгляде отблеск своих рыжеватых волос - из-за нескольких ярко-белых
прядей они казались пестрыми - или таких же пестрых зеленых глаз с
желтоватыми точками вокруг зрачка. Лицо у Гиона было узким, нос - длинным,
подбородок - острым; но если смотреть на него любящим взором, то был этот
принц ужас как хорош, особенно когда поглядывал из-под пушистых светлых
ресниц так хитренько, словно отыскал хвост и начало самого затейливого из