"Евгений Ленский. Вокруг предела" - читать интересную книгу автора

трофимовская ли Катя?..


10

Трофимов проснулся от раската грома. Некоторое время он лежал, сонно
размышляя, - на улице ли гроза, или это всего лишь отголосок молнии из сна.
Сон запомнился целиком, в деталях и ликующее чувство полноты бытия, борьбы и
победы не ушло. Он, даже лежа неподвижно на старой, продавленной кровати,
продолжал ощущать радость своего тела. Трофимову просто не хотелось
вставать, чтобы не спугнуть это чувство. Так прошло около часа, пока,
наконец, он не проснулся окончательно. Последней проснувшейся частью тела
был желудок - голод, вдруг скрутивший его, был таким, словно Трофимов не ел
неделю. И как ни жалко было покидать уже принявшую форму его тела кровать,
приходилось вставать.
Сергей Павлович опустил с кровати одну ногу, попробовал пол, потом
другую. Кругом царила непроглядная мгла и вдруг, неожиданно словно вспыхнули
зеленые и красноватые точки. Их стало много, они слились а полосы, полосы -
в контуры, а контуры приобрели объем. Это была та же избушка, но теперь
похожей на сказочный дворец! Человек, впервые сказавший "вижу в радужном
свете", обладал хорошим воображением, либо даром, открывшимся у Трофимова.
Тогда, ночью, когда "Жигули" уносили Кати, он тоже видел в темноте. Но это
было не то, сейчас мир переливался и сиял. Нетрудно представить содержимое
банки кильки в томате, оставленной на столе месяц назад! Но она светилась
нежно-розовым ровным светом, обрамлявшим ее, как корона. Бледно-зеленая
пустая бутылка из-под водки - еще одна деталь натюрморта на столе - жила
какой-то своей жизнью: свечение плавно усиливалось в ослабевало, временами
выстреливая вверх, почти до потолка, изумрудным, ослепительным лучом,
десяток раздавленных на столе окурков, густофиолетовых на слабо-синем фоне
столешницы. И даже щели в полу, даже трещины в стекле - все светило, сияло,
переливалось.
Ошарашенный буйством красок, Трофимов прикрыл рукой глаза. Впрочем,
ощущение неудобства скоро прошло. Наоборот, этот радостный мир усиливал то
ощущение полноты бытия, что бушевало в нем при игре с тираннозавром., Мир не
просто светился - он жил, огни переливались, перетекали один в другой. Стоя
посреди комнаты и наблюдая за игрой огней, Трофимов сформулировал мысль,
которая и поддерживала в нем радость: "Он живой в этом живом мире". Мир не
только жил, он звал. Повинуясь его зову, Трофимов распахнул дверь и вышел на
крыльцо.
Стояла ветреная ночь... Тучи полностью закрыли луну, и только, нечеткое
белое пятно указывало на то место небосвода, где она была. Но чудесное
свечение продолжалось, оно даже усилилось, Трофимову подумалось, что именно
так должен воспринимать мир человек, оказавшийся внутри гигантского,
вращающегося с огромной скоростью калейдоскопа. Усилием воли он замедлил
вращение света. Мир вокруг продолжал двигаться, но уже со скоростью,
доступной восприятию. Это был странный, чужой, хотя иле страшный мир.
Например, - ступеньки крыльца. Трофимов глянул под ноги перед тем как
спуститься и увидел, что вторая снизу светится не красновато-бурым, как
прочие, а багрово-красным. Она была гнилой и проваленой. Но Трофимов еще и
чувствовал ее состояние - состояние неравновесия. Не падения, нет - а