"Паскаль Лене. Анаис" - читать интересную книгу автора

мелких дребезг. Значит, он, как раньше, вынуждает меня раскладывать
пасьянс - ладно! Пока я ломаю голову, он живет, ликует - ему того и надо.
Между баром и первыми столиками - пустое пространство примерно три на
два метра. Один мужчина бросил партию в кости и свой графинчик вина. Скрылся
за стойкой и вышел, неся в одной руке табурет, а в другой - гитару. Сел
лицом к посетителям и спиной к бревенчатому бару. На нем были джинсы,
подчеркивавшие худобу его ног. Ему вряд ли было больше сорока, но лицо и
руки приобрели цвет и даже вид сушеного мяса, от которого оставили совсем
немного, отрезая по кусочку. Нож прошелся возле самых костей. Он наклонил
голову вплотную к гитаре и, словно перешептываясь с ней, взял несколько
аккордов. Затем выпрямился, некоторое время разглядывал облака дыма,
поднимавшиеся к потолку (так изучают небо, перед тем как отправиться на
прогулку), и вдруг, без всякого предупреждения, резко ударил по струнам.
Шум голосов утих.
- Она выйдет оттуда, - шепнул мне Винсент, указывая пальцем на
маленькую дверь позади бара.
- Кто "она"?
- Да Анаис же!
Он нарочито уставился на дверь - крышку волшебного ящика, откуда
выскочат Пандора и ее дары. Из-за этого он пропустил редкое зрелище -
выражение моей физиономии, причем почти задаром. А он бы за это и гроша
ломаного не дал. Одно лишь имя, простое имя "Анаис" - и я уже пришпилен,
словно бабочка, к фанерке его капризов. Аж дыхание перехватило.
Дверь распахнулась. Появилась молоденькая девушка - черноволосая, с
огромными глазами, в которых словно поместилась вся глубина неба, и
красивая, тоненькая, гибкая. Бедра являются взгляду из оборок красной юбки.
Округлые руки - словно ручки амфоры. Пальчики теребят яркую ткань, и она
вскипает над щиколотками. Когда ножка топает об пол, белая молния обнаженной
лодыжки вспыхивает в облаке юбок. Да, это могла бы быть Анаис. Они похожи.
Но гроза настигла меня тридцать лет назад, а молния никогда не попадает
дважды в одно и то же место.
Винсент насмешливо смотрит на меня. Это ему не идет. Когда у человека
так мало мозгов, как у него, лучше и не пробовать насмехаться. Дело даже не
в уме. Есть ведь люди, которые постоянно забывают свой плащ в раздевалке или
вечно берут чужой!
- Ты что, издеваешься?
- Это Анаис, - твердит он. - Неужто не видишь?
- Она очень красива и, если ты настаиваешь, немного на нее похожа.
- Она похожа на саму себя. Это Анаис.
- Я не привык спорить с больными, - оборвал я разговор. Он посмотрел на
меня с искренним удивлением. Затем принялся разглядывать танцовщицу
фламенко, стараясь, должно быть, взглянуть на нее моими глазами и понять,
почему я не узнал Анаис, нашу семнадцатилетнюю девчушку Анаис. И снова не
сумел отыскать свои вещи в раздевалке. Бедный Винсент! Он не смеется надо
мной. Кажется, он и впрямь повредился в уме. Я попытался ему улыбнуться. В
дружбе, как и в любви, его вечно преследовали неудачи. Он бросался на людей,
а люди старались поскорее отделаться от этого бесноватого.
По крайней мере, пока он смотрит на танцовщицу, он сидит молча. Юбка,
голень, бедро составляют весь разговор для него, для меня, для тридцати
парней, которые таращат глаза, слезящиеся от дыма их собственных сигарет.