"Станислав Лем. Профессор А.Донда (Журнал "Химия и жизнь", 1988, N 9)" - читать интересную книгу автора

на дно пироги...
Больше всего портил настроение Донде журнал "Nature", которому он был
обязан репутацией шарлатана. Однако посольство Лямблии нажало на Форин
Оффис, и профессора все же пригласили на Всемирный конгресс кибернетики в
Оксфорде. Там он и огласил реферат о Законе Донды.
Как известно, изобретатель перцептрона Розенблатт выдвинул такой тезис
- чем больше перцептрон, тем меньше он нуждается в обучении для
распознавания геометрических фигур. Правило Розенблатта гласит: бесконечно
большой перцептрон вовсе не нуждается в обучении - он все знает сразу.
Донда пошел в противоположном направлении и открыл свой закон. То, что
маленький компьютер может сделать, имея большую программу, большой
компьютер сделает, имея малую, отсюда следует вывод, что бесконечно
большая программа может действовать без всякого компьютера. И что же
вышло? Аудитория откликнулась на эти слова издевательским свистом. Куда
только подевались свойственные ученым сдержанность и хорошие манеры!
Журнал "Nature" писал, что если верить Донде, каждое бесконечно длинное
заклинание должно реализоваться. Профессора обвинили в том, что чистую
воду точной науки он смешал с идеалистической мутью. С тех пор его стали
называть "пророком кибернетического Абсолюта".
Окончательно подкосило Донду выступление доцента Богу Вамогу из
Кулахари, который тоже оказался в Оксфорде, потому что был зятем министра
культуры, и представил работу под названием "Камень как движущий фактор
европейской мысли". В фамилиях людей, утверждал доцент, сделавших
переломные открытия, часто встречается слово "камень", что следует,
например, из фамилии величайшего физика (ЭйнШТЕЙН), великого философа
(ВитгенШТЕЙН), великого кинорежиссера (ЭйзенШТЕЙН), театрального деятеля
(ФельзенШТЕЙН). В той же мере это касается писательницы Гертруды СТАЙН и
философа Рудольфа ШТЕЙНера. Касаясь биологии, Богу Вамогу назвал
основоположника гормонального омоложения ШТЕЙаха и, наконец, не преминул
добавить, что Вамогу по-лямблийски значит "камень всех камней". А
поскольку он всюду ссылался на Донду и свою каменную генеалогию называл
"сварнетически имманентной составляющей сказуемого "быть камнем", журнал в
очередной заметке представил его и профессора в виде двух сумасшедших
близнецов.
Я слушал этот рассказ в душном тумане на разливе Вамбези, отвлекаясь
главным образом на битье по головам особо нахальных крокодилов, которые
кусали торчащие из сумок рукописи профессора и забавлялись, раскачивая
лодку. Меня одолевали сомнения. Если Донда занимал в Лямблии такое прочное
положение, то почему он тайком бежал из страны? К чему он в
действительности стремился и чего достиг? Если он не верил в магию и
насмехался над Богу Вамогу, то отчего проклинал крокодилов, вместо того
чтобы взять винтовку (только в Гурундувайю он объяснил мне, что этого не
позволяла ему буддийская вера). Тогда мне было трудно добиться от него
правды. Собственно, из любопытства я принял предложение Донды стать его
ассистентом в Гурундувайском университете. После прискорбной истории с
консервным заводом у меня не было желания возвращаться в Европу - я
предпочитал подождать, пока инцидент окончательно забудется. И хотя
впоследствии я пережил немало, о своем решении, принятом в мгновение ока,
я ничуть не жалею, и когда пирога, наконец, уткнулась носом в
гурундувайский берег Вамбези, я выпрыгнул первым и подал руку профессору,