"Первое предательство" - читать интересную книгу автора (Брей Патриция)

Глава 9

Удерживая кобылу под уздцы левой рукой, Майлз рискнул правой шлепнуть ее по морде.

— Полегче, девочка, полегче.

Лошадь недовольно надула ноздри и протанцевала несколько шагов назад, показав, что не в настроении принимать столь неумелые ухаживания. Обычно с животными конюх обращался умело: прочная палка, и даже самый упрямый мул становится как шелковый. Однако на сей раз кобыла попалась непростая. Выращена специально, чтобы носить на себе императорских гонцов, родословная именитее и древнее, чем его собственная. Эта лошадь требовала уважения согласно родовитым предкам, будто настоящая леди.

Майлз снова потянул за поводья, заставляя кобылу двигаться. Ее бока лоснились от высыхающего пота, нужно обязательно вывести аристократку на прогулку, чтобы освежиться, а потом тщательно вытереть насухо. Не то чтобы хозяин совершенно не интересовался ее состоянием, он просто спешился и кинул поводья Майлзу, уверенный, что их поймают. Императорский камзол давал понять, что всадник считает ниже достоинства задумываться о столь мелких проблемах, как забота о животном. Как только гонец пообедает, он потребует свежеоседланную кобылицу и умчится дальше по государственным делам.

— Извините, — прервал размышления конюха мужской голос.

Майлз оглянулся и увидел у входа в конюшню человека. Высокий и тощий, как жердь, плащ висел на нем как на вешалке, а всклокоченная борода указывала на долгие недели тяжелой жизни.

— Извините, — повторил мужчина, — у вас есть работа? Я готов выполнять любые поручения за еду.

Конюх не ожидал подобной вежливости от попрошайки. А помощь ему действительно нужна. У предыдущего владельца было два помощника, однако оба отказались работать на Майлза, и до сих пор замены не нашлось. По большей части он справлялся сам, но иногда, например, как сегодня, подмога необходима позарез. Один человек не в состоянии позаботиться о загнанной кобыле и оседлать другую, чтобы наездник смог уехать без промедления.

Тем не менее неумелая помощь хуже ее полного отсутствия. Хозяин постарался, чтобы в голосе не прозвучало расстройство, и ответил:

— У меня нет времени на бездельников. Возвращайся завтра, тогда посмотрим.

Конюх резко дернул за поводья, что было явной ошибкой — они выскользнули из рук, а кобыла дернулась в сторону.

Незнакомец приблизился.

— Тише, девочка, он просто пытается помочь, — произнес он.

Кобылица слушала, навострив уши, пока чужак приближался к ней, продолжая мягко разговаривать, постоянно подбадривая животное, пока не подошел и не взял под уздцы.

— Ну, ну, все хорошо. Ты же знаешь, сначала нужно прогуляться, а потом мы тебя покормим и дадим отдохнуть.

Майлз посмотрел на чужака с удивлением и завистью. Как только тот оказался рядом с лошадью, она подчинилась уговорам и последовала за ним.

— Ее нужно выгулять?

— Да. Полчаса, потом приведи назад и расседлай, я покажу, в какое стойло ее поставить.

Майлз проследил за бродягой. В конюшне находились два скакуна, как и указывалось в контракте. Чалый мерин не работал почти две недели, поэтому нужно его вывести и привязать к ограде, чтобы начать скрупулезный процесс сед-лания.

У каждого почтового коня имелось собственное седло, подходящее под спину животного. В отличие от обычного, с единственной подпругой, у почтового было три плюс нагрудник — в общем, оно сильно походило на военное, только легче по весу.

Не прошло и получаса, как появился гонец. Сам проверил крепления, одобрительно хмыкнул и, запрыгнув на мерина, даже не поблагодарил и не оглянулся.

Когда бродяга решил, что кобыла освежилась, он привязал ее к тому столбу, которым пользовался Майлз, а затем, не сказав ни слова, стал расседлывать. Конюх с удивлением наблюдал: ни одного неловкого движения, ни минуты, потраченной впустую. Пожав плечами, он сходил в конюшню и принес щетку с тряпицей, которую передал новоиспеченному помощнику, а потом забрал седло. После того как кобылу почистили, смыв пыль дороги, ее отвели в стойло, где ждали вода и овес.

— Если хотите, я вычищу стремена, — предложил незнакомец.

В этот момент Майлз впервые хорошенько рассмотрел его лицо и удивленно поднял бровь: длительный голод изменил черты, однако ни у одного крестьянина не могло быть таких высоких скул и ясных голубых глаз, чей взгляд пронзал насквозь. Хоть акцент и не выдавал в нем чужака, внешностью незнакомец сильно отличался от местных.

Майлз уже и не ожидал когда-либо увидеть потомка старых кровей, тем более одетого как попрошайка и стояще — го у дверей конюшни.

— Как ты сказал, тебя зовут?

— Джосан. Конюх подождал, но подробностей не последовало.

— Я Майлз, бывший солдат, а с недавнего времени — владелец конюшни, — сказал он. — А ты, судя по всему, знаешь, как обращаться с лошадьми.

Мужчина просто пожал плечами.

— Похоже, что да.

Несмотря на очевидную нужду, в чужестранце чувствовалась гордость, поскольку просить он ничего не стал. Просто ждал, когда хозяин примет решение.

— Все, что может понадобиться, найдешь в дальнем конце конюшни, а потом вычисти стойло и подготовь его для следующей лошади. Как сделаешь, найди меня, я накормлю тебя и решу, куда устроить на ночь. Согласен?

Джосан кивнул.

— Да, спасибо.

— Не благодари, пока не узнаешь, сколько заработал. Может, останешься недоволен сделкой, которую мы заключили, — ответил Майлз с удивительной для него самого честностью. Может, чужак и не знает, чего стоит, но Майлз-то понимал, с кем имеет дело. И хотелось бы воспользоваться предоставленным шансом по полной.

Майлз отправился в маленькую комнатушку спереди конюшен, служившую ему кабинетом, достал журнал расчетов и добавил две подписи: первую о прибытии новой кобылы, а вторую с номером императорского гонца, забравшего чалого мерина, и направление, в котором они последовали. Присмотр за почтовыми лошадьми обеспечивал стабильную прибыль, и если его скрупулезные записи не удовлетворят самым высоким запросам императорского бухгалтера, дела пойдут плохо. Старый вояка прислушался к непривычным звукам в стойле, странно, когда кто-то другой гнет спину там, но потом вернулся к счетам. Работа с цифрами не была его коньком, поэтому приходилось по нескольку раз перепроверять бумаги. Сверять расходы потребляемого корма, определять, хватит ли запасов, чтобы прожить зиму, как тратить все с умом.

Когда Джосан объявил, что закончил, Майлз проверил проделанную работу. Седло и стремена сверкали, кожу тщательно смазали, а металл отполировали до такой степени, что самый придирчивый сержант в императорском полку не смог бы найти изъяна.

— Концы попоны начинают расползаться, видите? — сказал чужак, показав на выбившиеся нитки. Пара десятков петелек в ряду из сотни — только острый глаз в состоянии заметить недостаток.

Конюх уставился на Джосана — может, тот над ним подшучивает либо так нуждается в работе, что готов на все, чтобы произвести впечатление на потенциального хозяина.

— Ты умеешь шить? — спросил Майлз.

— Нет.

— Вот и я тоже. — Правда, старый солдат мог зашить любую рану, но столь грубая техника вряд ли сослужит хорошую службу. Авось, Кармела поможет. Служанка из таверны через дорогу иногда соглашалась выполнить кое-какую работу, желая заработать несколько медяков, о которых хозяин и не подозревал.

В последний раз проверив кобылу, спокойно стоявшую в стойле после утомительного дня, Майлз закрыл на засов дверь конюшни и в сопровождении Джосана отправился к таверне, где обычно столовался. На мгновение замялся на пороге, подождав, когда глаза привыкнут к темноте. В небольшой комнатушке находилась дюжина столов, а длинный прилавок отделял посетителей от кухни. В помещении стоял дым столбом, хоть топор вешай, но конюх лишь довольно хмыкнул.

Поскольку вечер клонился к ночи, в столовой оставалось только двое крестьян. Майлз им радушно кивнул, и, не став дожидаться ответа, направился в дальний угол, в самую теплую часть таверны, за исключением, конечно, кухни.

К столу подошел Джулио, сын владельца, и принес тарелку с маслинами и хлебом.

— Сегодня рыба, — невозмутимо проговорил он.

Меню в забегаловке варьировалось в зависимости от товаров на рынке — покупалось то, что дешевле — и от настроения кухарки. Когда Джулиано ссорился с женой, всю неделю приходилось есть ячмень с острыми приправами. Судя по сегодняшнему предложению, домашняя идиллия восторжествовала.

— Рыбу для двоих. И вино, с двумя кружками.

— Желтое или красное?

— Желтое, — решил Майлз. — И кувшин с водой, чтобы разбавить.

Фраза привлекла внимание Джулио, и он мельком взглянул на Джосана, а потом кивнул.

Через несколько мгновений мальчик вернулся с двумя чашками и двумя кувшинами: один с водой, другой — с вином. Понимая состояние гостя, конюх сильно разбавил вино, прежде чем разлить по стаканам.

Они угощались оливками и хлебом, причем Майлз намеренно не ел много, чтобы помощник не заподозрил, что большая часть ужина достается именно ему. К тому моменту, как мужчины покончили с закусками, появился мальчик и поставил перед каждым по деревянной тарелке с копченой рыбой, завернутой в виноградные листья, и бобы.

Манеры Джосана казались безупречными: он нарезал рыбу на мелкие кусочки, как никогда не сделал бы попрошайка. И тем не менее чужестранец умудрился съесть свое блюдо прежде, чем начал конюх.

— Еще?

Джосан печально покачал головой.

— Нет, спасибо.

И только после этого стал пить вино, лениво поигрывая кружкой, пока хозяин поедал ужин, в отличие от гостя, обращая куда меньше внимания на манеры.

Хоть Джулио и презрительно посматривал на всех посетителей таверны, но когда Майлз отложил вилку, он быстро появился у стола, чтобы убрать тарелки и принести две миски с айвой в меду. Наверное, Джулиано сегодня в ударе, раз кормит гостей деликатесами, ведь обычно посетителям приходится довольствоваться обычным инжиром или сладкими пирожками, если настроение немного получше.

Несмотря на предыдущие протесты, Джосан умудрился съесть и свою порцию сладостей. Вокруг начали заполняться столики: холостяки, как сам Майлз, и слуги приходили, чтобы провести вечер в хорошей компании и отдохнуть после работы. Интересно, заметил ли новоиспеченный помощник, что к их столику никто не подходит и не приветствует хозяина конюшни. Он ждал, когда вино развяжет страннику язык, однако тот сидел молча, наслаждаясь сытостью.

— Ты хорошо справился с работой, — наконец заговорил Майлз, когда стало ясно, что сам гость готов сидеть тихо до бесконечности.

— У меня есть некоторые знания о лошадях.

— Что ж, мне пригодится такой работник.

— Правда? А что произошло с предыдущим помощником? Джосан откинулся на спинку стула, в нем заговорила уверенность, поддерживаемая сытым желудком. Еще днем он буквально умолял о работе, а сейчас сам задавал вопросы, будто мог отклонить предложение. В нем чувствовались гибкость духа и острый ум, а эти качества Майлз ценил в человеке больше всего.

— Я не мог никого нанять. Видишь ли, я не самый популярный человек в городе.

— Я заметил.

— Но в этом нет моей вины, — поспешил объяснить конюх. — Когда прежний владелец умер, его племянник надеялся унаследовать конюшню и очень рассвирепел, когда выяснил, что дядя все продал мне за несколько дней до смерти. Мое право собственности неоспоримо, однако Фло-рек — известный делец, причем могущественный. Предыдущие работники отказались мне помогать, а сам я так и не смог кого-то найти.

— А разве Флорек не получил деньги от продажи? Наверняка они смогли бы усмирить его пыл.

— Да, но монет не нашли. У дядюшки была смазливая служанка, пропавшая как раз в день смерти.

Вне сомнений, если бы прислуга и нашлась, то наверняка заявила бы, что деньги достались ей в подарок, что могло произойти и на самом деле. Только вряд ли она смогла бы убедить в этом обиженного племянника и суд. Так что девушка оказалась на редкость прозорливой и решила сбежать из поселка.

— Что я должен делать? — спросил Джосан.

— Присматривать за лошадьми, чистить стойла, проверять, что седла гонцов правильно закреплены. А ездить верхом ты умеешь?

На какое-то мгновение чужак заколебался, но потом кивнул.

— Мне нужно посмотреть тебя на лошади. Если ты слаб, то сможешь потренироваться на почтовых меринах. Я здесь обедаю и завтракаю, и ты станешь приходить сюда со мной. На сеновале отгорожен закуток, где спали прежние работники, останешься там. Я оплачиваю тебе еду и, — тут Майлз засомневался: давать много не хотелось, но, с другой стороны, он не мог позволить чужестранцу уйти, — пока ты на недельном испытании. Если сработаемся, станешь получать пять медяков в неделю.

Джосан допил остатки вина.

— Испытательный срок, — пробормотал бродяга. — Если все согласны, хорошо, но я останусь только до весны. Не могу ничего обещать.

— Договорились, — ответил Майлз.

Мышцы болели от перенапряжения. Джосан толкал тачку, груженную навозом, на улочку за конюшней, где стоял бочонок, вонявший за версту и облепленный мухами. Взяв лопату, лежавшую сверху на тележке, монах стал выгружать удобрение, стараясь глубоко не вдыхать, чтобы не чувствовать зловония. К счастью, это месиво вывозилось три раза в неделю, когда приезжал сборщик навоза, забиравший полные емкости и оставлявший пустые.

Подобные меры не нужны в деревне или даже в городе, где рядом с конюшней находится выгребная яма, однако Атика достаточно большой поселок, и место здесь ценилось на вес золота. Так что только фермеры, живущие на окраинах, могли оставлять на своей территории навозные кучи, а у конюха площадей хватало лишь на стойла, да на небольшой загон для выгула лошадей.

Будь у Джосана выбор, он никогда в жизни не рискнул бы остаться в таком городке, как Атика. По меркам империи поселение считалось крупным, к тому же через него проходила важная дорога, связывающая область с соседними. Официальные гонцы проезжали здесь регулярно, и если бы слухи о беглом монахе, которого разыскивают за убийство, просочились сюда, то обитатели городка наверняка были бы в курсе.

Однако голод — хозяин жестокий и более сильный, чем простая логика, и именно из-за него пришлось остаться в городке. Джосан не планировал задерживаться здесь, он хотел только заработать на еду, когда снова вмешалась судьба. И сейчас казалось, что все его страхи безосновательны. Многие посматривали на чужака с подозрением, но это из-за Майлза, которого считали отщепенцем.

Когда тележка опустела, монах кинул внутрь лопату и откатил к сараю, оставив на обычном месте под нависающей крышей, куда не попадал дождь. Как только он повесил скребок на крючок, то услышал шаги.

В течение шести дней, что Джосан работал у Майлза, тот следил за ним как ястреб, как и полагалось человеку, доверившему ценных лошадей незнакомцу. Сегодня первый день, когда его оставили одного. Интересно, хороший это знак или плохой?

Беглец держался спокойно, расслабившись. Не важно, что произойдет, сейчас он чувствовал себя куда лучше, чем неделю назад. Регулярные приемы пищи восстановили силы, а спокойный ночной сон отогнал истощение, постоянно преследовавшее Джосана последние месяцы.

Если придется уйти, то вещи собраны, но ему хотелось остаться. Правда, здесь не место, где отыщутся ответы на вопросы, мучившие его так долго, тем не менее еда, укрытие и возможность заработать честные деньги прельщали очень сильно. Джосан до сих пор не был уверен, что в Каристос можно вернуться, однако существовали и другие города и другие библиотеки, которые содержат все ответы, необходимые ученому. Они не откроют двери попрошайке, а вот странствующий монах — совсем другое дело.

— Сегодня седьмой день, — сказал Майлз. Помощник кивнул.

Хозяин замолчал, видимо, ожидая, что чужак заговорит, но тот стоял молча, прекрасно зная, что владелец конюшни уже принял решение, и каким бы оно ни было, Джосан не станет унижаться, умолять и выпрашивать.

Губы старого вояки скривились в неком подобии улыбки. Он залез в карман, вытащил небольшой кожаный кошель и кинул его помощнику.

— Пять медяков, как я и обещал. Теперь ты остаешься? — До весны, — ответил бродяга, только сейчас осознав, что затаил дыхание.

Быстрый взгляд Майлза скользнул по помощнику, на мгновение задержавшись на одолженных ботинках, которые Джосан носил, чтобы не пачкаться в грязи, которая есть в любой конюшне.

— У сапожника Салво магазин на углу третьей улицы, как раз за зеленым фонтаном. Когда закончишь, загляни к нему. Он тебя ждет.

— Но... — начал было монах. Пять медяков не покроют стоимость новых башмаков, этого даже не хватит на починку.

— Ты едва можешь в них ходить, — перебил хозяин. Нынешние ботинки принадлежали бывшему владельцу конюшни, ступни у того были длиннее и шире, чем у Джосана, поэтому приходилось обматывать ноги лоскутами. Несмотря на то, что обувь плохо сидела, служила она лучше, чем оборванные сандалии.

— Я вычту стоимость из твоей будущей зарплаты, — сказал Майлз.

— Договорились.

Интересно, хозяин действительно заберет стоимость ботинок, либо это просто хитрость, чтобы прикрыть благотворительность.

Джосан знал владельца всего лишь неделю, но уже успел понять: несмотря на кажущуюся открытость, тот был не так прост, хотя и рассказал в первый день знакомства историю своей жизни. Самый младший из шести, он не хотел мириться с жизнью сына фермера, поэтому едва ему исполнилось двенадцать, мальчишка сбежал из дома, направившись в Каристос, столицу империи.

Там особых перспектив не было. Без профессии и без семьи выбор стоял между мелкими преступлениями или вступлением в императорскую армию, которая в тот период отчаянно нуждалась в рекрутах, чтобы сражаться в бесконечной войне с Видруном. Майлз выбрал армию и, продвигаясь по служебной лестнице, дослужился до сержанта. Через двадцать лет заработал пенсию, ушел в отставку и, воспользовавшись накопленными средствами, купил конюшню.

История рассказывалась не для того, чтобы довериться слуге, и не для того, чтобы показать, что они делят кров и еду на равных. Джосан никогда раньше не выступал в роли прислуги, однако протокол старался соблюдать. Не стоит пытаться налаживать дружеские отношения с тем, кто немного лучше раба.

Однако не сочувствовать Майлзу монах не мог, ведь тому совершенно не с кем было общаться. Флорек, племянник прежнего владельца, не только владел самым крупным постоялым двором, который находился прямо напротив конюшни, но и заезжим домом поменьше на другой стороне города, а также тремя тавернами. По стандартам Атики он был богатым человеком и не привык, чтобы ему переходили дорогу. Особенно чужаки, не имеющие ни кровных связей, ни положения в провинции.

Если бы не Флорек, жители городка приняли бы новичка, так как Майлз достаточно приятный мужчина и, как отметил Джосан, скрупулезно честный в делах. Но пока сержант не найдет способ обойти противника, либо пока племянник не выберет новый объект ненависти, вряд ли кто-то станет набиваться конюху в друзья, навлекая, таким образом, гнев властного человека, к тому же имеющего связи в магистрате.

Не впервые монах задался вопросом, почему хозяин так и не продал конюшню конкуренту и не обосновался где-нибудь еще. Возможно, когда-нибудь и поинтересуется. 11ока Джосан не собирался ничего выспрашивать, чтобы не пришлось отвечать самому.

Деньги из маленького кошелька перекочевали в тунику — вдруг придется бежать, тогда он снова останется без монетки.

Джосан посетил сапожника, который измерил ногу и велел приходить через три дня. Так монах оказался владельцем пары простых, но прочных ботинок и с радостью расстался с негодными.

В тот день, когда Джосан стал обладателем новой обуви, Майлз попросил оседлать почтовую кобылу и вывести ее в загон. С предыдущими сложностями помощник справлялся без труда и теперь надеялся, что седлание придется ему по силам. Когда ученый путешествовал раньше, он ездил верхом в очень редких случаях, но всегда в компании проводника, который гарантировал, что монаху досталось спокойное животное, привыкшее к неловким движениям новичка.

Когда Майлз спросил Джосана, умеет ли тот ездить верхом, на кончике языка вертелось «нет», но тем не менее какое-то странное ощущение заставило сказать «да». Видимо, тот же инстинкт подсказал, что он может управляться с породистыми скакунами. Где ученый получил эти навыки — вопрос, который не хотелось исследовать слишком подробно. Как и неожиданное владение рукопашным боем, верховая езда — умение, которому Джосан не помнил, чтобы учился. А ведь и это мастерство спасло ему жизнь. Сержант никогда не предложил бы работу человеку, не умевшему отличать перед лошади от зада.

Джосан понимал, что намеренная слепота и нежелание искать правду — всего . \ишь форма трусости, но и в этот раз он постарался об этом не думать. Законы, диктовавшие правила поведения ученому, играли все меньше значения, когда дело дошло до выживания.

Монах привел кобылу в загон и по команде Майлза легко запрыгнул в седло. Прогнав из головы воспоминания о последней неловкой прогулке верхом, Джосан управлял шагом скакуна, сначала медленно, потом перешел на рысь лишь одним нажатием колена. Лошадь казалась неугомонной: из-за осенних дождей ей пришлось провести три дня в конюшне, теперь она горела нетерпением выйти на пробежку, и управлять кобылой оказалось на удивление легко.

После нескольких кругов конюх попросил помощника остановиться.

— Хватит, проведи ее через южные ворота и дай побегать по палаточному лагерю, грязь там прибилась, но следи за лунками, оставшимися после колышков. Час, не больше, потом дай девочке остыть и приводи домой, понял?

— Понял, — отсалютовал Джосан, как солдат-новичок. Для удобства путешественников, приезжавших из южных провинций, конюшни располагались близко к воротам, например, как постоялый двор Флорека. Поскольку раньше один человек владел и тем, и другим, то многие приезжали верхом или на каретах. Те же, кто приходил пешком, останавливались в комнатах подешевле на окраине города. Когда хозяин умер, то поделил собственность между двумя сыновьями. Всё осталось в семье. Теперь Флорек каждый день мучился из-за потерянной недвижимости, поскольку гости его постоялого двора пользовались конюшнями соперника, чтобы оставлять лошадей и кареты под должным присмотром. Трактирщик хотел построить собственный двор, но тогда требовалось купить и снести один из соседских домов, а никто из жителей не хотел лишаться жилища.

Будь Джосан на месте Флорека, он превратил бы Майлза из врага в союзника, делового партнера. В конце концов, у того есть дочь, к тому же незамужняя. Через несколько лет зять пал бы жертвой какого-нибудь странного заболевания, и мало кто поинтересовался бы, что стало причиной смерти. И уж тем более никто не стал бы возражать против права вдовы на наследование.

В общем, солдату повезло, что Флорек не настолько хитер, чтобы привести подобный план в исполнение. Хотя, может, и пытался, но не преуспел до приезда в городок монаха.

Такие мысли позволили ученому отвлечься от собственных забот. Кобыла шла иноходью, и наездник вел ее легко, хотя и достаточно быстро, чтобы проявился пот, хотя и стараясь не утомлять — вдруг понадобится гонцу в течение дня. Конечно, в конюшне стоял свежий жеребец, однако Майлз предупредил, что иногда и два императорских гонца проезжали через городок за один день. Редко, но прецеденты случались.

Джосану пришло в голову, что хозяин оказал ему большую честь, доверив лошадь, которая стоила больше, чем он смог бы заработать за годы кропотливого труда в качестве помощника. Хотя попытайся он украсть императорскую собственность, и награду за голову объявят в одно мгновение. Может, за поимку беглого монаха уже назначена кругленькая сумма.

Впрочем, ученый никогда не был вором по натуре, крал он только, когда из-за голода на кону стояла борьба между жизнью и смертью. Подобной необходимости сейчас не наблюдалось.

Когда лошадь окончательно остудилась, помощник отвел ее в стойло и хорошенько почистил. Если Майлз и испытал облегчение, увидев, что все вернулись, то виду не показал, лишь хмыкнул, когда заметил, как Джосан относит сено в конюшню.

Дни теперь превратились в рутину. Если на почтовых лошадях не выезжали в течение последних трех дней, то на рассвете выгул, потом кормление и при хорошей погоде день в загоне, пока он вычищает стойла. Когда гости оставляли скакунов или кареты на ночь, Майлз проверял, все ли готово к отправке, и заплатили ли они на постой.

Все время посвящалось чистке седел и упряжи, складыванию сена в стога, переносу овса из бочонков в амбаре в корзины в конюшне. Либо ученый выполнял другие поручения, о которых просил хозяин. К концу дня он кормил и поил животных, а потом сам присоединялся к Майлзу в таверне. Ворота закрывались на заходе солнца, но исключение делалось для дворян и императорских гонцов, поэтому Джосан научился спать, прислушиваясь к звонку, который оповещал о прибытии запоздалых гостей.

Сержант оказался щедрым хозяином, позволяя помощнику проводить час по собственному усмотрению, если не оказывалось срочных дел. На второй неделе после зарплаты монах отправился на базар, где приобрел трут и кремень взамен потерянных, а на последнюю монету постригся и побрился.

Волосы отросли настолько, что закрывали глаза и спадали на плечи. Странные ощущения для человека, который сбривал растительность на черепе с самого мальчишества. Теперь он сам себе казался незнакомцем. Когда цирюльник поднес отполированное оловянное зеркало, чтобы клиент мог восхититься результатом работы, Джосан едва себя узнал. Волосы все равно были короче, чем у большинства мужчин, но больше всего его удивило лицо, которое заострилось сильнее, чем помнится, с жесткими линиями у рта. Даже глаза изменились. Взгляд чужака, человека, который убил наемника и укротил лошадь одним прикосновением руки.

— Я всего лишь сделал, как вы просили, — пробормотал цирюльник, явно заволновавшись из-за долгого молчания клиента, вне всяких сомнений ожидая жалоб.

— Вы прекрасно справились, — заверил его монах и поспешно всучил монетку.

Джосан поежился, но не от холода. «Ничего страшного», — пробормотал он, стараясь переубедить себя. Прошли годы с тех пор, как он видел свое отражение в чем-то большем, чем лохань с водой или искаженных зеркалах маяка. Неудивительно, что он с трудом себя узнал, особенно после последних изнурительных месяцев.