"Станислав Лем. История бит-литературы в пяти томах" - читать интересную книгу автора

знает ограничений в словотворчестве, и свойственная стратегии машинного
мышления экономия выразительных средств, которая позже вызовет к жизни
нелинейную дедукцию и понятия терафизики, названные "звездными", здесь
проявляется как "предложение" уравнять в правах лексемы, уже укорененные в
языке, такие как "слово" или "дословный", с неологизмами "словопийца"
(читатель), "словотяп" (графоман), "словоришка" (плагиатор), "словнюк"
(грубиян) и т.д. На тех же основаниях лексический генератор предлагает
слово "трилайбус" для обозначения эскимосской упряжки, а "дискоболь" - для
обозначения страданий атлета, вызванных смещением позвоночного диска.
Приведенные выше произведения, состоящие из одного слова (по старой
терминологии - моноэты), отчасти были результатом несовершенства
программирования, а отчасти - сознательного умысла программистов, которых
интересовала "словотворческая раскованность" машин; следует, однако,
заметить, что многие из этих неологизмов лишь по видимости принадлежат
машинам. Мы не уверены, например, в самом ли деле "автономию" назвал
"самоуправством" какой-то компьютер, или это шутка юмориста-человека.
Моноэтика - важная область, поскольку в ней мы видим черты машинного
творчества, которые на следующих стадиях уходят из поля зрения. Это -
предвратие битистики или даже ее предшколье; оно успокоительно действует
на неофитов битистики, которые, приготовившись к встрече с текстами,
сжатыми до полной заумности, с облегчением видят нечто столь невинное и
забавное. Но ненадолго хватает их удовлетворенности! Непреднамеренный
комизм моноэтов возникает из-за коллизии между понятийными категориями,
для нас совершенно несочетаемыми; если дополнить программы "категорийными
правилами", мы окажемся в следующей области битистики (некоторые
исследователи, однако, и ее называют лишь предбитистикой), в которой
машины начинают "разоблачать" наш язык, выслеживая в нем обороты речи,
обусловленные телесным строением человека.
Так, например, понятия "возвышения" и "унижения" возникли (согласно
машинному, а не нашему толкованию!) потому, что любой живой организм, а
значит, и человек, вынужден путем активного мышечного усилия
противодействовать всемирному тяготению.
Стало быть, тело оказывается тем звеном, через которое градиент
гравитации запечатлевается в человеческом языке. Систематизированный
анализ речи, обнаруживший, сколь обычны такого рода влияния не только в
мире понятий, но и в области синтаксиса, читатель найдет в конце VIII
главы II тома. В третьем же томе рассматриваются модели языков,
спроектированных бит-способом для среды, отличной от земной, а также для
негуманоидных организмов. На одном из них, ИНВАРТЕ, МЕНТОР II сочинил
"Пасквиль на Вселенную" (о котором будет сказано ниже).
B. Мимезис не только открывает перед нами неизвестные доселе механизмы
духовного творчества, но и властно вторгается в мир духовных творений
человека. Исторически мимезис возник как побочный и непредусмотренный
эффект машинного перевода. Перевод требует многошагового и многоаспектного
преобразования информации. Самые тесные связи возникают при этом между
системами понятий, а не слов или фраз; машинные переводы с одного языка на
другой в настоящее время так безупречны потому, что выполняют их агрегаты,
не составляющие единого целого, а лишь "целящие" как бы с разных сторон в
один и тот же оригинальный текст. Этот текст "отпечатывается" на машинном
языке ("посреднике"), и лишь затем "оттиски" проецируются машинами во