"Станислав Лем. История бит-литературы в пяти томах" - читать интересную книгу автора

позволить нам созерцать величайшие свершения духа.
Немаловажно и еще одно обстоятельство: до сих пор мы были вынуждены
верить на слово крупнейшим ученым, уверявшим нас, что путеводной звездой,
которая вела их к открытиям, была чистая красота математического
построения; теперь мы можем убедиться в этом воочию, взяв в руки - чтобы
разглядеть поближе - их застывшую мысль. Разумеется, то, что десять томов
высшей алгебры или многовековую борьбу номинализма с универсализмом можно
запечатлеть в куске стекла размером с кулак, само по себе никак не влияет
на дальнейшее развитие мысли. Бит-творчество столь же облегчает, сколь и
осложняет творчество человека.
Одно можно сказать с уверенностью. До возникновения машинного разума ни
один мыслитель, ни один творец не имел таких усердных, таких абсолютно
внимательных - и таких беспощадных читателей! Так что в восклицании,
которое вырвалось у одного выдающегося мыслителя, когда ему показали
критику его труда Ментором V: "Вот кто меня и вправду читал!" - нашло
выражение чувство горечи, столь понятное в нашем веке, когда пустое
бахвальство и поверхностная эрудиция заменяют солидные знания. Мысль,
которая приходит мне в голову, когда я пишу эти слова, - что не люди будут
их самыми добросовестными читателями, - и в самом деле исполнена горькой
иронии.
D. Термин апостазия - так назвали последнюю область битистики -
представляется удачным. Никогда еще отступничество от всего человеческого
не заходило столь далеко, не воплощалось в логических формулах с таким
ледяным исступлением; для этой литературы, не взявшей у нас ничего, кроме
языка, человечество словно бы не существует.
Библиография "за-человеческого" творчества превосходит библиографию
всех остальных упомянутых выше разделов битистики. Здесь скрещиваются
пути, неявно намеченные в предшествующих областях. Практически мы делим
апостазию на два этажа, верхний и нижний. Нижний, вообще говоря,
сравнительно доступен человеку; верхний закрыт от нас наглухо. Поэтому IV
том монографии ведет читателя почти исключительно по нижнему царству. Этот
том - своего рода экстракт из огромной литературы предмета; так что автор
предисловия оказывается перед трудной задачей: кратко изложенное в
основной части труда надо пред-изложить еще лаконичнее. Такое
пред-изложение, однако, представляется необходимым, как взгляд с большой
высоты; иначе читатель, лишенный широкого поля зрения, потеряется в
труднопроходимой местности, как странник в горах, самые высокие вершины
которых нельзя оценить вблизи. Имея все это в виду, мы выберем лишь по
одному бит-тексту из каждой области апостазии, не столько для того, чтобы
его истолковать, сколько для того, чтобы настроить читателя на правильный
тон, то есть, хочу я сказать, - на метод апостазии.
Итак: мы ограничимся пробами, взятыми из трех провинций нижнего
царства: антиматики, терафизики и онтомахии.
Введением в них служит т.н. парадокс Cogito [мыслю (лат.)]. Первым
напал на его след английский математик прошлого века Алан Тьюринг: он
пришел к выводу, что машину, которая ведет себя подобно человеку,
невозможно отличить от человека в психическом отношении; другими словами,
машину, способную разговаривать с человеком, по необходимости придется
признать наделенной сознанием. Мы считаем, что другие люди обладают
сознанием лишь потому, что сами ощущаем себя сознающими существами. Будь