"Станислав Лем. История бит-литературы в пяти томах" - читать интересную книгу автора

мимезиса в каждом конкретном случае. Скажем, литературоведы рассчитывали
на миметическое продолжение творчества Кафки, но их надежды не
оправдались; мы не получили ничего, кроме заключительных глав "Замка". Для
битистов, впрочем, казус Кафки методологически особенно ценен; из анализа
его семофигуры видно, что уже в "Замке" он подошел к крайним пределам
творчества: три попытки, предпринятые в Беркли, показали, что машинные
апокрифы "тонут" в многослойных "эхо-отражениях смыслов", в чем объективно
проявилась экстремальность этого рода писательства. Ибо то, что читатель
интуитивно ощущает как совершенство композиции, есть следствие равновесия,
называемого семостазом; если аллегоричность чересчур перевешивает,
прочтение текста становится непосильной задачей. Физическим аналогом
подобной ситуации будет пространство, замкнутое таким образом, что
звучащий в нем голос искажается вплоть до полного затухания - в ливне
отовсюду идущих эхо-отражений.
Перечисленные выше ограничения мимезиса, несомненно, благодетельны для
культуры. Ведь издание "Девочки" вызвало переполох не только среди людей
искусства. Не было недостатка в Кассандрах, предрекавших, что "мимезис
задавит культуру", что "вторжение машин" в средоточие человеческих
ценностей будет губительнее и ужаснее любого вымышленного "вторжения из
космоса".
Опасались, что возникнет индустрия "креативных услуг" и культура станет
кошмарным раем: коль скоро первый встречный по первому своему капризу
получает шедевры, мгновенно создаваемые машинными "суккубами" или
"инкубами", которые безошибочно окукливаются в духов Шекспира, Леонардо,
Достоевского... то рушатся все иерархии ценностей, ведь пришлось бы
бродить по колено в шедеврах, как в мусоре. По счастью, подобный
апокалипсис мы можем причислить к сказкам.
Мимезис, поставленный на промышленную основу, действительно повлек за
собой безработицу, но лишь среди поставщиков тривиальной литературы (НФ,
"порно", авантюрное чтиво и т.п.); там он и впрямь вытеснил людей из сферы
интеллектуального производства; но вряд ли это особенно огорчит
добропорядочного гуманитария.
C. Критика системной философии (или софокризия) считается пограничной
зоной между областями битистики, получившими название "cis-humana" и
"trans-humana". Эта критика, вообще говоря, сводится к логической
реконструкции творений великих философов и, как уже говорилось, берет свое
начало в миметических процедурах. Она получила зримое выражение (заметим,
довольно-таки вульгарное) - благодаря применению, которое ей подыскали
охочие до прибылей предприниматели. До тех пор пока онтологии Аристотелей,
Гегелей, Аквинатов можно было благоговейно созерцать лишь в Британском
музее, в виде светящихся "фигур-коконов", вделанных в куски темного
стекла, трудно было усмотреть в этом что-то дурное.
Но теперь, когда "Сумму теологии" или "Критику чистого разума" можно
купить в виде пресс-папье любых размеров и цвета, это развлечение, надо
признать, приобрело пошловатый привкус. Наберемся терпения: эта мода
пройдет, как и тысячи других. Конечно, покупателей "Канта, застывшего в
янтаре", мало заботят поразительные философские открытия, которые дала нам
бит-апокризия. Мы не станем излагать ее результаты: читатель найдет их в
III томе монографии; достаточно заметить, что семоскопия - это поистине
новый орган чувств, которым неожиданно одарил нас дух из машины, дабы