"Станислав Лем. Следствие (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Грегори молча пожал плечами.
- Недели две назад я подгонял вас, пугая реакцией прессы,
- начал Шеппард, сгибая и разгибая металлическую линейку. - Но
ожидаемой бури не произошло. Появилось несколько статеек, в
которых это дело связали с "летающими тарелками", и, как это ни
парадоксально, на том и кончилось. Все обошлось десятком писем в
редакции. Я просто не представлял, до какой степени люди в наше
время стали невосприимчивы к необычному. Сейчас стала реальностью
прогулка по Луне, сейчас нет невозможного. Возможно все! Так что,
лейтенант, никто не станет лезть в это дело, и мы спокойно можем
сдать его в архив...
- И чтобы сообщить это, вы меня и вызвали?
Инспектор не отвечал.
- Вы говорили, что хотели бы ознакомить меня с показаниями
Вильямса, - после короткой паузы начал Грегори. - Так, может,
прослушаем... и я пойду. Уже поздно, мне не хотелось бы отнимать
у вас время.
Шеппард встал, открыл магнитофон, включил его и пояснил:
- Запись сделана по его просьбе. Техники торопились,
аппаратура была не совсем в порядке, и потому качество записи
оставляет желать лучшего. Садитесь поближе. Внимание...
Два зеленых лепестка в магическом глазке несколько раз
дрогнули, разошлись, сошлись, в динамике зашумело, послышалось
гудение, треск, и раздался голос, искаженный словно бы
металлическим рупором:
- Можно говорить, да? Господин комиссар, доктор, можно, да?
Фонарь у меня был очень хороший, жена в прошлом году купила для
ночных дежурств. Значит, я иду, заглядываю в окно, он лежит, и
руки у него сложены как надо, а когда в следующий раз проходил,
слышу шум, точно мешок с картошкой упал. Я посветил в другое
окно; а он лежит на полу; я-то подумал: как это он выпал из
гроба? И тут он зашевелился, ноги у него начали дергаться,
медленно так, медленно. Я решил, что мне померещилось, глаза
снегом протер, а он все дергается, ползет и с боку на бок
переваливается. Уберите это, я буду говорить. Не мешайте.
Господин комиссар, я не знаю, сколько это продолжалось, наверно,
долго. Я свечу в окошко и не знаю, идти туда или не идти, а он
все складывается и переваливается, к окну уже подполз. Я почти
ничего уже и не видел, он у самой стены был, под окном возился. И
тут рама и распахнулась.
Кто-то задал вопрос, но слов было не разобрать.
- Про это ничего не могу сказать, - отвечал Вильямс, - и
чтоб стекла сыпались, не помню. Может, да, а может, и нет, врать
не хочу. Я стоял с той стороны, нет, никак не показать. Стою я,
значит, а он вроде как присел, голова только видна, можно было
даже дотронуться до него, вот ближе, чем до этого табурета; я
посветил внутрь, а там пусто, ничего нет, только стружки в гробу
блеснули, и все. Я наклонился, он был ниже, ноги у него
разъезжались, и он шатался, знаете, доктор, как пьяный, во все
стороны его мотало, и звуки такие, будто слепой палкой стучит, а