"Станислав Лем. Кибериада. Семь Путешествий Трурля и Клапауция. Путешествие первое, или ловушка Гарганциана" - читать интересную книгу автора

Тем временем дива дивные творились в казармах, в особенности пехотных.
Ротам уже не надобно было заниматься муштровкой или строиться на поверку,
чтобы узнать свою численность: ведь не спутает правую ногу с левой тот, у
кого они обе на месте, и каждый без всякого пересчитыванья знает, что его -
ровно один. Любо-дорого было смотреть, как печатают шаг соединенные части,
как выполняют они "Налево кругом!" и "Смирно!"; но после учений всякая рота
завязывала разговоры с соседними, и через распахнутые окна бараков
казарменных перекрикивались они меж собой о понятии когерентной истины, о
суждениях аналитических и синтетических априори и даже о бытии как таковом,
ибо уже и до этого дошел коллективный разум. Начали у них зарождаться и
философские школы, пока наконец один саперный батальон не впал в абсолютный
солипсизм, заявив, что, кроме него, ничто реально не существует. Поскольку
отсюда следовало, что нет ни государя, ни неприятеля, батальон пришлось без
лишнего шума разъединить и разбросать по частям, стоящим на позициях
гносеологического реализма. По слухам, в то же самое время в державе
Свирепуса шестая десантная дивизия, вместо того чтобы упражняться в
десантировании, перешла к мистическим упражнениям и, погрузившись в океан
созерцания, чуть не утонула в ручье. Неизвестно толком, так ли оно было в
действительности, довольно того, что как раз тогда война была наконец
объявлена и полки, громыхая железом, с обеих сторон начали продвигаться к
границе.
Закон Гарганциана действовал с неумолимой последовательностью. Когда
отряд соединялся с отрядом, соответственно росла эстетическая
восприимчивость, достигая максимума на уровне усиленной дивизии; поэтому
колонны такого размера нередко забредали на бездорожье в погоне за какой-
нибудь бабочкой; а когда моторизованный корпус имени Премноголиссимуса
подошел к вражеской крепости, которую надлежало взять штурмом, план
наступления, набросанный за ночь, оказался превосходным портретом оной
фортеции, да к тому же в абстрактной манере, вовсе чуждой армейским
традициям. На уровне артиллерийских корпусов замечалась склонность к
философским проблемам самого большого калибра; в то же время, по
свойственной гениальным натурам рассеянности, эти крупные армейские
индивидуумы оставляли где попало оружие и тяжелое снаряжение либо начисто
забывали, что идут на войну. Что же до целых армий, то они страдали
множеством комплексов, как это обычно бывает с духовно богатыми личностями,
и каждой из них пришлось придать отдельную моторизованную
психоаналитическую бригаду, которая прямо на марше проводила
терапевтические сеансы.
Между тем обе армии при непрестанном громе литавр мало-помалу занимали
боевые позиции. Когда к шести штурмовым пехотным полкам и бригаде тяжелых
гаубиц подключили карательный взвод, они сложили "Сонет о тайне бытия", и
это во время ночного перехода на позиции. По обе стороны наблюдалось
замешательство; восьмидесятый марлабардский корпус настаивал на
необходимости точнее определить понятие "неприятель", которое пока что
представляется полным логических противоречий, а то и вовсе не имеющим
смысла.
Воздушно-десантные части пытались алгоритмизировать окрестные
деревушки, отряд налезал на отряд; и принялись оба монарха слать для
наведенья порядка в войсках флигель-адъютантов и чрезвычайных курьеров. Но
те, едва успев подскакать к нужному корпусу, чтобы выяснить, откуда такая