"Станислав Лем. Дневник, найденный в ванне" - читать интересную книгу автора

массы теснившихся в голове химер, словно освобождение.
В эту минуту, когда я уже был готов взвалить на себя
крест осужденного, из последних листов выскользнула небольшая
жесткая карточка с довольно неразборчиво нацарапанным на ней
номером три тысячи восемьсот восемьдесят три и упала на пол у
моих ног.
Я медленно поднял ее. Словно бы желая рассеять всякие
возможные сомнения, явно другая рука приписала перед цифрами
маленькими аккуратными буквами сокращение "комн." - комната.
Они хотели, чтобы я туда пошел?
Ладно. Я завязал папку тесемками и встал. С порога двери
еще раз окинул взглядом сверкающий никелем интерьер, и из
зеркала, будто из темного окна, на меня глянуло собственное
лицо, словно бы составленное из прилепленных друг к другу
кусков. Причиной тому были, конечно, неровности стекла, но мне,
в моем состоянии, оно виделось в ледяных мазках страха. Какое-то
время мы смотрели друг на друга, я и я, и как незадолго до этого
я вроде бы мысленно заползал в тесную шкуру изменника, так
теперь я наблюдал перемены, произошедшие в моей внешности. Мысль
о том, что это изменившееся от предчувствий, поблескивающее,
словно залитое водой, лицо исчезнет, не была для меня так уж
неприятна. Собственно, я давно уже подозревал, чем все это
кончится.
Я упивался сокрушительностью катастрофы с патологическим
наслаждением, проистекавшим от очевидной правильности моих
предвидений. Ну, а если подбросить куда-нибудь эти бумаги?
В таком случае я остался бы вообще без ничего. Ни
отмеченным, ни даже обманутым, преданным - абсолютно без ничего.
Может, я очутился между молотом и наковальней, оказался втянут,
не ведая о том, в какую-то крупную интригу, и мне предназначено
было пасть жертвой противоборствовавших интересов? В таком
случае апелляция к высшим инстанциям могла оказаться
спасительной.
Комнату номер три тысячи восемьсот восемьдесят три я
решил оставить на крайний случай, а сейчас пока идти снова к
Прандтлю. Как-никак, он ведь дохнул, и это должно было что-то
означать. Дохнул - следовательно, он мне сочувствовал, был
потенциальным союзником.
Правда, он отвлекал мое внимание, чтобы жирному было
легче украсть у меня папку.
Видимо, он обязан был так поступать.
Он ведь спросил у меня, выполняю ли я приказы, и заявил,
что сам тоже это делает.
Наконец я решился.
Коридор был пуст. Я чуть ли не бежал к лифту, чтобы не
передумать. Лифта я ждал довольно долго.
Наверху царило оживление. В лифт вместе со мной вошли
сразу несколько офицеров. Однако по мере приближения к Отделу
Шифрования я шел все медленнее. Бессмысленность этого шага
становилась очевидной. Но я все же вошел в ту комнату. На столе,