"Анатолий Леонидович Лейкин. Портрет механика Кулибина (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

- Матушка! - зову в восторге. - Взгляни, какое чудо! Я дарю его тебе!
Она возвращается ко мне, осторожно раскрывает мои пальцы. Еще не веря
своему счастью, бабочка взмахивает крыльями и улетает. А я горько плачу от
обиды.
- Дурачок, - ласково теребит матушка мои непокорные вихры, - что же
ты расстраиваешься? Радоваться надобно, что твоя пленница на свободе!
- Легко, - всхлипываю я, - тебе говорить! А я таких красивых еще не
видывал!
- Но ты же ее запомнил?
- Еще бы!
- Ну вот и хорошо! Нарисуешь по памяти! Зачем живую красоту губить?
Слезы уже высохли на моих ресницах, я протягиваю матушке готовый
венок. Она надевает его, и венок в моих глазах преображается в корону.
- Ты у меня самая красивая царевна, - восхищаюсь я.
- Какое там! - отмахивается она. - В неволе крепостной и моя красота
сильно поблекла, не то совсем, что раньше была!
- А батюшка тебя за красоту полюбил?
- Вначале за рукоделие.
- Как это?
- Вышивки мои увидел и захотел узнать, как я узоры составляю.
- В самом деле, как? Придумываешь?
- Ни на волос. Вокруг нас, Саша, все красотой наполнено, умей только
ее увидеть! Вот и я стараюсь. То травку-муравку вспомню, то гроздья
рябины, то морозные узоры на стеклах...
- А как же ты, вольная, - допытываюсь я, - не побоялась за него, за
крепостного, замуж пойти?
- Родную душу в нем угадала, - не сразу откликается матушка. - Он
ведь удивительным живописцем был. Всего себя в работу вкладывал. Потому и
брала она людей за живое!
Замолкла матушка, и у меня будто комок в горле встал. Еще не привыкли
мы говорить про батюшку "был". Кажется, еще совсем недавно, возвращаясь с
оброка, нежно обнимал матушку, а меня подбрасывал высоко в небо и радостно
удивлялся:
- Сашка-то совсем большой стал! Пора его по-настоящему рисованию
учить!
Недолго постигал я с отцом премудрость живописи. Десяти лет мне еще
не исполнилось, когда отправил его князь Извольский в бурлаки.
- Жизнь моя, Саша, - продолжала матушка, - с самого начала нелегко
сложилась. Сиротой рано осталась, у чужих людей жила. С утра до ночи
вышивала, за постой и хлеб отрабатывая. А с Ильюшей мы по первости
счастливо зажили... Как прибыли в Лысково, князь сразу нас не притеснял.
Выделил каморку, посадил на месячину, трудными уроками меня не обременял.
А когда ты родился и понял барин, что я в полной его власти, тут же
заставил вдвое больше шить. А Ильюшу снова на оброк отправил. Хоть и
говорят, что с милым рай и в шалаше, да только не про крепостную неволю те
слова!..
Стали мы тогда с твоим батюшкой думать и гадать: а нельзя ли нам
как-то на волю откупиться? По пятьсот рублей требовалось внести за
каждого, всего - полторы тыщи. Взять такие громадные деньги было неоткуда,
за несколько жизней их не скопили бы. А тут еще, на беду, батюшка в