"Урсула Ле Гуин. Далеко-далеко отовсюду" - читать интересную книгу автора

суббот я подвез ее к музыкальной школе и околачивался поблизости, пока она
давала ребятишкам урок по системе Орфа - и это тоже было здорово. У каждого
из ее четырнадцати шестилетних малышей было по ксилофону, колокольчику или
по паре кастаньет, и когда они все вместе устраивали на всем этом
инструментарии трам-та-ра-рам, это, ей-богу, трогало. Она утверждала, что
дети таким образом усваивают теорию музыки. Я же считал главным то, что они
таким образом получают удовольствие, но если они долго будут так заниматься,
то рискуют получить еще и заболевание среднего уха. Потом я повез ее
обратно, по дороге мы съели по куску мяса с жареной картошкой и, подъехав к
ее дому, обнаружили возле калитки ее отца.
Он мне даже "здрасьте" не сказал. Он сказал "здрасте" ей, а смотрел при
этом на меня.
И я покраснел, и полезла мне на физиономию эта моя дурацкая улыбка,
которую я готов был растоптать. И тут я вспомнил, что влюблен в Натали. И не
мог ни слова выдавить ни ей, ни ему. Будто у меня кляп во рту, будто аршин
проглотил. Я поскорее отправился восвояси, где мне было куда легче и
приятнее предаваться своей любви.
В течение двух недель после этого мы с Натали виделись каких-нибудь
три-четыре раза. И теперь наши встречи доставляли мне гораздо меньше
радости, чем прежде. Теперь я только и раздумывал о таких вещах, как,
например, был ли у нее еще дружок и какое место в ее планах занимают
мужчины, и что она думает в связи с этим обо мне, но спросить ее ни о чем
таком не решался. Самое большее, на что я пошел однажды, это, когда мы в
очередной раз прогуливали в парке жирного Орвилла, спросил у нее:
- Как ты думаешь, можно ли совместить любовь и карьеру?
Слово выскочило и повисло между нами, как дохлая кошка. Подобные
вопросы часто встречаются на страницах журнала "Для домохозяек".
Помолчав, Натали ответила:
- Конечно же, можно, - и посмотрела на меня как-то странно.
Но тут Орвиллу повстречался датский дог, который чуть не слопал его.
Когда баталия кончилась, глупый вопрос сам собой отпал. Но я сохранял вид
неприступный и замкнутый. Прощаясь со мной у своего дома, Натали, как мне
показалось, с тоской спросила:
- А почему ты больше никогда не изображаешь обезьяну?
Это меня доконало. То есть окончательно доконало. Я пришел домой в
отвратительном настроении. Подумать только, я хочу сжать в объятиях эту
девушку, целовать ее, признаваться ей без конца в любви, а она только того и
ждет, что я схвачу банановую кожуру, запрыгаю вокруг нее, как обезьяна, и
буду выискивать на себе блох!
В общем, я довел себя до соответствующей кондиции. Я обозлился на нее
за дружеское отношение ко мне и заставил себя думать о том, какими у нее
бывают волосы после мытья, какие они блестящие и мягкие, и какая у нее
кожа - белая, нежная. И довольно скоро мне удалось постичь ее "истинную
сущность": таинственная женщина, жестокая красавица, желанная, но
недоступная богиня - так все это, кажется, называется. И вот она уже не мой
первый, лучший, единственный, настоящий друг, теперь она - нечто такое, чего
я желал и что ненавидел. Ненавидел, потому что желал, желал, потому что
ненавидел.
В феврале мы снова поехали на побережье.
Обычно со дня рождения Вашингтона** начинается у нас совершенно