"Урсула К.Ле Гуин. Летатели Гая" - читать интересную книгу автора

отличия от бескрылых, действительно не имея с нами ничего общего. Не может
же он не смотреть на нас сверху вниз.
Я немного нажала на него по поводу его чувства превосходства, и он
попытался объясниться. "Когда я говорил, что я -- это мои крылья, то ведь
так оно и есть. Способность летать делает все остальное неинтересным. Все,
чем занимаются люди, кажется таким тривиальным. Летание -- это все. Этого
достаточно. Я не знаю, сможете ли вы понять. Это все твое тело, это ты сам
вверху, один в целом небе. В ясный день, в солнечном свете, когда все
остальное лежит там внизу, очень далеко... Или при сильном ветре, в
штормовую погоду. Когда рыбацкие лодки направляются к берегу и все достается
только тебе: небо, полное дождя и молний, тучи под крыльями. Однажды возле
мыса Эмер я танцевал в дождевых струях... Летанию отдаешь все. Все, что ты
сам есть, все, что у тебя есть. И поэтому, если падаешь вниз, то падаешь
полностью. И если падаешь в море, то кто узнает, кто озаботится? Я не хочу
быть похороненным под землей." От этой мысли он слегка задрожал. Я видела,
как дрогнули его длинные, тяжелые, бронзово-черные крылья.
Я спросила, не приводят ли иногда интрижки на крыльях к детям, и он с
безразличием ответил, что, конечно, иногда приводят. Я еще немного нажала на
него, и он сказал, что ребенок -- большое беспокойство для летающей матери,
и что как только ребенка отнимут от груди, его обычно оставляют "на земле",
как он выразился, на воспитание родственникам. Но иногда крылатая мать так
привязывается к ребенку, что сама остается на земле, чтобы воспитывать его.
Он сказал это мне с неким презрением.
У детей летателей не в большей мере могут вырасти крылья, чем у других
детей. Данный феномен вызывается не генетическим фактором, но является
патологией развития, разделяемой всеми гайрянами, и которая проявляется
меньше, чем у одного из тысячи.
Мне кажется, Ардиадиа не согласился бы со словом "патология".
Я поговорила также с нелетающим летателем, который позволил мне
записать наш разговор, но просил не называть его имени. Он член
респектабельной юридической фирмы небольшого городка в Центральном Гае. Он
сказал: "Я никогда не летал, нет. Когда я заболел, мне уже было двадцать. Я
думал, что уже миновал возраст, что нахожусь в безопасности. Это было
ужасным ударом. Мои родители уже потратили большую кучу денег, жертвуя всем,
чтобы направить меня в колледж. Я хорошо учился в колледже. Я любил учиться.
У меня есть интеллект. Достаточно плохо было пропустить год. Я не хотел,
чтобы этот бизнес сожрал всю мою жизнь. Для меня они -- просто наросты.
Выросты. Помеха при ходьбе, в танцах, нельзя сидеть цивилизованным образом
на нормальном стуле, помеха носить приличную одежду. Я отказался допустить,
чтобы нечто подобное встало на пути моего образования, поперек моего
жизненного пути. Летатели глупы, все их мозги уходит в перья. Я не хотел
даже забавляться мыслью заиметь шанс порхать над крышами. Меня больше
интересует, что происходит под крышами. Мне безразличны роскошные пейзажи. Я
предпочитаю людей. И я хочу нормальной жизни. Я хотел жениться, иметь детей.
Мой отец был очень сердечным человеком, он умер, когда мне было шестнадцать,
и я всегда думал, что если бы я смог быть столь же добрым к своим детям, как
он к нам, это был бы способ отблагодарить его, почтить его память. Мне
крупно повезло, я встретил красивую женщину, которая не устрашилась моего
уродства. По правде говоря, она даже не позволяет мне их так называть Она
настаивает, что все это...", - легким движение головы он указал на крылья --