"Танит Ли. Милые мордочки, лапки-царапки" - читать интересную книгу автора

у них скисало молоко. Или ей просто хотелось, чтобы так было. Она подумала
про Вебию и Шекту, двух молоденьких девушек, которые утверждали, что умеют
летать. Но сама Аннасин, паря в лунном небе ласковой летней ночью, видела в
воздухе только Марисет, но ни разу - Вебию или Шекту. Хотя скисшее молоко
она пробовала, но решила, что Марготта бросила что-то в крынку.
Стрела поднялся, и с ним вместе поднялись Аннасин и Марисет, две серые
кошки. Они поигрались под полной луной, а потом побежали в сосновый лес -
ловить мотыльков, и хвоя искрилась в серебряном лунном свете, словно весь
лес был увешан крошечными бриллиантами. Всю ночь они бегали и игрались, и
там, где под соснами еще не растаял снег, остались следы от их
лапок-царапок.
Когда небо окрасилось первым румянцем зари, они понаблюдали немного,
потом попили из лужи, все втроем, и Стрела так красиво лакал водичку своим
черным-черным язычком. Они устроились спать в чьей-то старой норе, тесно
прижавшись друг к другу. Аннасин возжелала Стрелу, и ей стало стыдно за
такие мысли, но потом, уже днем, в полусне, он взгромоздился на нее, и она
почувствовала его силу, и все ее тело отозвалось разгоряченной радостью.
Наконец - а ей показалось, что прошло очень много времени - он оторвался от
нее, и ее вдруг обожгло болью. Она обернулась к нему и ударила лапой ему по
морде. Он поклонился и вышел - полить папоротник возле норы.
- Лапки-царапки, - сказала Аннасин. - И не только лапки.
- Он создал мир, - сказал Стрела. - Это чудесное действо, мы бы этого
не смогли никогда. Но увы, он торопился закончить, и в спешке не
перепроверил детали, вот так и вышло, что мир получился несовершенным. Он не
хотел зла. Так что не надо его винить.
Днем в лесу было тепло. Они проснулись и вылизали друг друга от ушей до
кончика хвоста. Потом они охотились - безжалостно и жестоко, - но их нельзя
было винить, как и Бога нельзя винить за то, что мир получился
несовершенным. Это были просто просчеты в поспешном деянии великого гения.
Они хорошо поели, и солнце спустилось за горизонт, как пламенеющий глаз.
На закате в деревне поднялась какая-то суматоха. Аннасин с Марисет
пошли посмотреть, в чем дело, - с вершины ближайшего холма, - и Стрела пошел
с ними.
По главной улице шел человек. Высокий мужчина, смуглый и черноволосый,
одетый во все черное и по старинной моде. В руках у него был крест, который
искрился, как сосны ночью при лунном свете, и поэтому они поняли, что крест
был серебряный. Сильные мужчины грубо тащили на улицу слабых женщин из
некоторых домов. Появилась старуха Марготта в своих грязных вонючих
лохмотьях, она ругалась на чем свет стоит и плевалась беззубым ртом; рядом с
ней - светловолосая Вебия и Шекта-шатенка, обе рыдали, ломая руки. Потом из
дома Аннасин вышел деревенский дровосек, держа на плече безвольно обвисшее
тело, в котором Аннасин узнала свою человеческую оболочку. Ее длинные волосы
рассыпались у него по спине.
- Смотрите, она околдована, - сказал дровосек.
Но угрюмый старик, охотник на ведьм, сказал:
- Нет, она в ведьминском трансе. Ее душа отлучилась по какому-то
бесовскому делу. Может, летает по небу на помеле или пьет кровь у ягнят и
младенцев.
- Старый дурень, - сказала Марисет. Но она только что съела целую мышь
и была вовсе не расположена к разговорам.