"Александр Лебеденко. Тяжелый дивизион " - читать интересную книгу автора

Город каруселью кружился на оси острия, неслись кареты, придворные
лакеи куклами стояли на запятках, скакали гвардейцы в излишне натянувшихся
лосинах, монахи трясли козлиной бородой, а за нераскрывающимися стенами
крепости, может быть, ходил сказочный кот на золотой цепи.
Но здесь же дремали казематы Петропавловки. Трезвая пушка знала точно
время полдня. Предания о виселицах были свежее иных современных событий, и
карусель рассыпалась, и деловые пешеходы спешили к мостам и узким зевам
многочисленных канцелярий.
Дома, замки, дворцы, музеи становились опять на свои места, и за мостом
пожилым иностранцем в мещанской нахлобученной шляпе вставал университет.
Равнодушный сторож, не оглядывая, пропускал студентов во двор, где
дрова закрывали первые этажи флигелей и пристроек, и, спасаясь от весенней
грязи, студенты ныряли в полузакрытый проход под вторым этажом, который
невиданным балконом оперся на сотню тупых растрескавшихся каменных столбов.
Здесь до самого конца галереи тянулась шеренга черных шинелей и
барашковых шапок, через правильные промежутки рассекаемая светло-серым
сукном околоточных. Живая стена уходила так далеко, что и шинели и
барашковые шапки сливались в одну линию. Казалось, провели тушью толстую
черту, а над ней для красоты и графической четкости - тонкую.
Городовые провожали глазами каждого студента, и каждый студент считал
долгом пройти вдоль вражеского ряда особенно молодцевато. Пульс, несомненно,
учащался, но ничто непосредственно не угрожало, и потому молодцеватость
давалась легко.
К тому же за последние годы городовые стали слишком частым явлением в
университете. Иногда их бывало больше, чем студентов.
Если судить по длине шеренги и по количеству серебристых шинелей,
сегодня предстоял большой день. Дверь в вестибюль была открыта, и шеренга
черных, мордастых, плечистых людей завернула в раздевалку. Она втянулась на
первые ступени лестницы и здесь закончилась серебристо-серым толстым
помощником пристава в белых перчатках и свежей портупее.
Проходя, студенты старались толкнуть городовика, а то и серебристую
шинель. Сверху спускалась черно-зеленая волна студенчества. Между
околоточным и студентами оставалась нейтральная зона - один марш лестницы.
Студенты, бравируя, швыряли вниз окурки и спрашивали, кричали
полицейскому офицеру, как он смел ворваться в стены университета.
Андрей прошел вдоль шеренги городовых так же, как и другие, грубо
оттолкнув ставшего на нижней ступеньке городовика, и, раздевшись, поднялся
во внутренний коридор.
На всем протяжении этой чудовищной галереи с сотней широких окон стоял
туман от дыма папирос. Топот тысяч ног боролся с рокотом разговоров. У
дверей сбилась толпа, как у ярмарочного балагана.
Группа однокурсников стояла неподалеку, у высокого книжного шкафа.
- Что сегодня, события? - спросил Андрей.
- Разошелся народ. Городовиков полный двор нагнали. Дразнят, как
красной тряпкой быка.
- Ничего, бычок не страшный, - сказал Бармин, щеголеватый брюнет, на
котором студенческий костюм сидел как на портновской рекламе.
- Ну, не скажи, - возразил высокий, с бескровным, белым лицом
студент. - Ты никогда не видел рабочих демонстраций за заставой. Если бы ты
хоть раз попал в перепалку, ты бы говорил иначе.