"Александр Лебеденко. Тяжелый дивизион " - читать интересную книгу автора

вопрос... Растут требования к жизни. Это не шутка. Вот хотя бы я:
зарабатываю немало, а между тем хочу вот бросить профессию и заняться более
прибыльным делом.
- А вдруг у нас введут налог по Генри Джорджу и ваши доходы ухнут?
- Это как-нибудь обойдется, душенька, обойдется.
Андрей расхохотался.
- Напрасно смеешься. Генри Джордж тем и хорош, что примиряет враждующие
лагери. Я вот из любопытства вчера ходил на биржу. Занятно. Был боевой
день - шли в гору нобелевские. Новый фонтан забил в Баку, что ли. Какой
ажиотаж! Словно все с ума сошли. Среди этих вспотевших болванов спокойно
рассуждающий человек всегда будет бить кого и как хочет, всегда будет в
выигрыше.
По вспыхнувшим маленьким глазкам было видно, что дядюшка воображает
себя самого молчаливой, математически соображающей статуей среди мечущихся
маклеров.
- Но я все-таки на бирже играть не стану. Я хочу заняться делом,
которое даст верные сто на сто. Дело, душенька, надо увидеть. Не все на
свете так уж ясно. Вот, скажем, не сегодня-завтра будет война. Будут
поставки. Бумаги будут взлетать и падать. Вот предугадать такую вещь - и
дело в шляпе.
- Вы думаете, война будет неизбежно?
- Уверен. Крупповские пошли резко в гору. Путиловский завод
расширяется. Армии за этот год выросли в полтора раза. Это - признаки.
Но Андрей думал уже совсем об ином. Путиловские, крупповские - это,
наверное, что-то вроде больших ассигнаций. Синие такие бумаги с разводами.
Скучно. Он думал о русско-японской войне, о Балканах, о Наполеоне, о
славянских демонстрациях прошлого года, когда хорошо одетые студенты,
взявшись за руки с гвардейскими офицерами, кричали на площадях: "Крест на
Святую Софию!"
- А где тетя?
- По женским делам. Она ведь в президиуме Общества равноправия.
Дежурная блажь. Ну, так кланяйся отцу. Если летом будет спокойно, приедем.
У Екатерины вечером опять заговорили о войне. Но ни Петр, ни Марина, ни
Зыбин не поддержали разговора. Что говорить о неприятных и еще далеких
вещах? Предстоял концерт Гофмана, выступали Северянин, Маяковский.
Екатерина молчала, закуривая папиросу за папиросой.
Оставшись наедине с нею, Андрей спросил:
- Ты нервничаешь? Что с тобою?
- Не знаю, - сухо ответила Екатерина.
Этого достаточно было, чтобы вспыхнула нервная, напряженная ссора без
слов.
Жизнь в студенческих гробах Петербурга шла монотонно. Латинский квартал
приневской столицы не радовал ни весельем, ни шумом, ни буйностью, ни
изяществом юношеской выдумки. Студенческая богема убегала с Васильевского в
город, как бегут пассажиры из прожженного солнцем, просоленного ветрами
морского карантина. Не было здесь ни студенческих кабачков, ни излюбленных
бильярдов, за исключением невзрачного, дорогого и грязного ресторашки на
Среднем. Провинциалы, попадавшие в столицу, медленно обрастали приятелями,
земляками, сходились с курсистками и начинали полусемейную жизнь, сроком на
студенческие годы. Связь таили как позорную тайну, но скрыть не умели и не